Понимание принципов телесности Р. Бартом и А.Ф. Лосевым

[19]

Для данной работы важны те принципы, которые определяют слово и текст. В основе предлагаемого рассмотрения считаются главными мною исследования Р. Барта «Фрагменты речи влюбленного» и А.Ф. Лосева «Философия имени», «Диалектика мифа». Оба ученых разделяют традиционную структуралистскую концепцию первичности языка.

Первое, что хотелось отметить в этой связи, это то, что речь влюбленного существует как бы независимо от произносящего её человека. Человек дан в исследовании даже где-то остранённо от текста, произносимого им. Слово, текст являются главными действующими лицами, телами в разыгрывающихся сценах ревности, счастья, трагедии, одиночества. Лингвистическое тело, фактическое и материальное, имитирует жизнь. «Я реконструирую травматический образ, который переживаю в настоящем, но грамматически оформляю (высказываю) в прошедшем времени» 1. Язык олицетворён. Языковая структура кажется самодостаточной и вполне может существовать и без человека — носителя данной структуры. Человеческое отражение через язык и языком же является как одно из проявлений человеческого. С другой стороны, язык кодифицирует жизнь, представляя собой одну из формул, структур жизни.

Принцип понимания слова и текста Бартом близок и Лосеву, с той разницей только, что лосевская концепция в «Философии имени» значительно более структурирована. Она связана с формированием разумной сущности, которая оформляется [20] как слово и является отправной точкой в понимании устроения мира. Тело слова своеобразный живой организм проходящий много этапов своего развития как и тело человека. Строение организма слова Лосевым рассматривается как некое целое свернутое из множества своих частей по примеру строения космического тела. Слово является символическим образом Бытия и, поэтому оно именно то символическое пространство, коим человек способен понять Бытие. Как и у Барта в концепции Лосева принцип жизни выражен структурой слова и текста. В каком-то смысле, можно сказать, что лосевская теория слова может быть проиллюстрирована теорией любовного дискурса Барта.

Тело текста любовного дискурса Бартом определяется как множество точек: кожа, пальцы, язык, голова, сердце, глаз … «Язык — это кожа: я трусь своей речью о другого. Словно у меня вместо пальцев слова — или слова заканчиваются пальцами» 2. С одной стороны, здесь есть влияние постструктуралистского тела без органов, которое должно определяться неким определенным органом. С другой стороны, это мне кажется важным, эти точки разбросаны по всему телу текста, формируя и имитируя тело человека. Мамардашвили так интерпретирует принцип поведения человеческого тела в лекциях о Прусте « … мы предполагаем, что событие содержится в моменте и времени и пространстве». Увы, это существенно растянуто на всех точках пространства и времени, которые оно когда-либо занимало и которые будет занимать» А я добавлю: и которые мы не можем охватить, и уже во всяком случае не охватим тем взглядом, который охватил распростертую перед нами фигуру. Если мы не вступаем в контакт с той точкой пространства, в которой действительно распростерто тело. Ибо тело распростерто во всех точках, которые оно занимало в прошлом и будет занимать в будущем, и если я не вступаю с ним в контакт, то я не имею этого тела, не обладаю им … тело распростерто, событие тела происходит не в той точке, которую ты видишь, а гораздо шире, и не уменьшается в этой точке…

Живые существа непрестанно меняют свое место по отношению к нам. В незаметном, но неизменном вечном ходе мира мы их рассматриваем как неподвижные, поскольку момент видения очень короток, чтобы движение можно было заметить» 3. Мир непрерывен в этих точках, которые текут и изменяются в потоке. Человеческое тело имитируется лингвистическим телом и осуществляется перенос, с одной стороны. С другой стороны, выстраивается некий символический ряд. Принцип организации человеческой материи, можно сказать, идентичен принципу рождения планеты из мельчайших частиц, таким образом сгруппированному телу. Множественность текста синонимична здесь множественности человека, а множественность человека синонимична множественности космоса. Такой подход в понимании текста и слова был близок и Лосеву. Сущность слова в концепции Лосева формируется постепенно, раскрывая каждую частицу своего строения, проходя множество этапов развития, которые детально описаны ученым. Барту важно как и Лосеву увидеть из чего состоит данное целое, из какого конкретного множества точек, но [21] Лосев входит в середину этой структуры, которая все же остается структурой, хоть и огромной, но все же имеющий далекий конец. Лосеву важна как формообразующая структура так и детали ее, потому что в этом ученый видит принцип организации материи. Важен конечный результат, важно получить осмысленную форму — слово, имя, миф.

Барт, напротив, распускает структуру, и даже не следит, куда уходят точки текста» потеря смыслов есть в известной мере неотъемлемая часть чтения» 4. Но, интересный момент: структура текста все равно остается структурой. Смыслы, слова, некие историко-культурные ассоциации жизни текста не дают разрушиться этой структуре». Текст зиждется не на понимании (выяснении,» что значит» произведение), а не метонимии; в выработке ассоциаций, взаимосцеплений, переносов находит себе выход символическая энергия; без такого выхода человек бы умер» 5.

Если текст соткан из множества точек-смыслов и повторяет структуру построения тела человека, то для человека чтение текста может быть своеобразным опытом, учением, где человек символическим и фактическим образом учиться находить эти точки в реальной действительности.

Для Барта тело текста обладает теми же чувственно-психическими характеристиками, что и тело человека. Например, при описании состояния любовной раны можно предположить, что лингвистическое тело постоянно переходит в физическое. Лингвистическое тело как бы охраняет покой физического тела человека, принимая на себя удары. «Таков влюбленный, мучимый краснобайством: он требует свою рану» «Она может быть и звуковой, контур раны может быть языковым; я могу влюбиться в сказанную мне фразу — и не только потому, что она говорит мне нечто затрагивающее моё желание, но из-за своего синтаксического оборота (контура), который начнет жить во мне как воспоминание» 6.

Рана во многом создается воображением при активном участии дискурса. Слова постоянно изливаются из любовной раны, боль ни на секунду не проходит. Слова поддерживают эту боль, потому что она очень важна для человека. О значении такой боли говорит и Мамардашвили в лекциях о Прусте. «Пруст пишет: «Я цепляюсь за страдание … я хотел, чтобы ещё прочнее вошли в моё сердце эти гвозди, которые прибивала в нем память о ней» 7. Память о бабушке гвоздями прибита в сердце. Конечно, этот образ материально напоминает нам известное крестовое страдание Христа и паскалевскую формулу «вечной агонии Христа». Здесь выплескивается фундаментальное основание нашей возможности вообще быть людьми. То есть сознательными, чувствующими, понимающими существами. И вдруг появляются гвозди. И человек не хочет смягчать страдание, пока длится агония Христа, а она длиться вечно…» 8. Как и вечно человек связан со словом, языком, текстом.

Человеческое в человеке формируется именно дискурсом, текстом, словом. Можно даже предположить, что духовность во многом задаётся лингвистическим телом, потому что человек и человеческое слово это результат всех [22] энергий которые существуют по концепции Лосева. Кроме того, каждый раз, произнося слово, мы совершаем эволюцию в миге. Человек как бы растет лингвистическим телом. «… слово рождается наверху лестницы существ, входящих в живое бытие, и человеком проделывается огромная эволюция, прежде чем он сумеет разумно произнести осмысленное слово» 9.