Консерватизм в контексте политической истории Нового времени (к проблеме использования понятия)

[70]

Совершенно очевидно, что процесс изучения политической истории невозможен без формирования продуктивной системы общеупотребимых политологических терминов. Среди них одним из наиболее спорных и требующих специального рассмотрения является понятие «консерватизм».

Сложность толкования данного термина связана прежде всего с доминирующей в европейской и американской политологии позитивистской методологической установки, предусматривающей приведение научных категорий прежде всего в максимальное соответствие с эмпирически постигаемой действительностью, а отнюдь не формально-логическое их упорядочение. В итоге большинство определений к настоящему моменту «обросло» множеством толкований (зачастую противоречащих одно другому), что сводит продуктивность их дальнейшего научного использования практически к нулю. Даже такой изначально концептуализированный термин, как «либерализм», столь многократно менял свое значение, что стал, по мнению некоторых авторов, «теоретически бессмысленным» 1. В еще большей степени данная тенденция сказалась на традиции использования понятия «консерватизм».

Как отмечает один из ведущих исследователей консервативной мысли англичанин К. Рассел, политический консерватизм как целостное мировоззрение впервые обнаружил себя в 1790 году, [71] когда были опубликованы «Впечатления от революции во Франции» Э. Берка. При этом Рассел рассматривает консерватизм как антитезу радикализму, вкладывая в оба понятия, помимо чисто формального, также и конкретно-идеологическое содержание, адекватное английской политической традиции.

В частности, Рассел насчитывает шесть принципов «английского консерватизма», основу которых составляет присущая тори «на редкость постоянная вера в политическую историю»: 1. Вера в трансцендентность законов, управляющих обществом, а также в изначальную ограниченность человеческой способности их постичь; 2. Культ жизни такой, как она есть; ставка на углубление социального разнообразия, противостоящего узкому униформизму, уравнительству и утилитаризму; 3. Вера в необходимость деления общества на классы и соблюдения равенства лишь перед судом закона или Судом Божьим; отрицание «равенства условий», означающего лишь «равенство в рабстве и скуке»; 4. Убеждение в том, что «свобода и собственность тесно связаны: отделите имущество от частного владения, и Левиафан станет хозяином всего»; 5. Вера в традицию и недоверие к «софистам, бухгалтерам и экономистам», которые берутся переустроить общество по абстрактному плану; 6. Признание того, что любая реформа должна быть прежде всего благоразумной, то есть служить средством социального предохранения, а не разрушения.

Шести принципам консерватизма Рассел противополагает пять принципов радикализма, оговариваясь, что при условии существования в Англии, как минимум, пяти радикальных школ, систематизировать их установки значительно сложнее: 1. «Мелиоризм», или вера в неограниченный прогресс и улучшение человека и общества посредством позитивного законодательства и изменения окружающей среды; отрицание греховной природы человека; 2. Неуважение к традиции, вера в разум и материалистический детерминизм, отрицание «формальной религии»; 3. Политическое уравнительство, тотальная демократия, отрицание привилегий, недовольство старым парламентаризмом, рвение к централизации и консолидации; 4. Экономическое уравнительство, подозрительное отношение к частной собственности, особенно поземельной; 5. Отношение к государству у различных радикалов одинаково лишь в отрицании государства как божественного установления, а общества — как « сообщества душ, соединенного непрерывной моральной связью между мертвыми и теми, кто еще должен родиться» [72] [Э. Берк]; с точки зрения радикалов, консерваторы — «партия дураков» [Д.С. Милль], «зануды» [Жубер] 2.

Противопоставляя английских консерваторов радикалам, Рассел не называет ни тех, ни других «либералами», обходясь вообще без использования данного определения. Как нетрудно заметить, основные положения либеральной доктрины довольно равномерно распределяются Расселом между консервативным и радикальным символами веры. При этом консерватизм в большей степени аккумулирует традиционные для Англии принципы гражданской свободы, радикализм же делает явный акцент на «равенстве условий» и свободе политического самовыражения личности и общества. Говоря шире, консерватизм, по Расселу, утверждает свободу человека следовать общественной традиции, а радикализм — свободу добиваться различных социальных инноваций. И тот, и другой подход, в зависимости от конкретной ситуации, могут оказаться как «либеральными» (т. е. охраняющими права и свободы личности), так и «антилиберальными» (т. е. направленными на их прямую или косвенную узурпацию).

Другой английский политолог, Р. Нисбет, называет консерваторов представителями «одной их трех крупнейших идеологий прошедших столетий на Западе». Двумя другими, по мнению Нисбета, являются либерализм и социализм. При этом, если социализм отдает предпочтение государству перед личностью, а либерализм — личности перед государством, то консерватизм «делает акцент на интересах социальных групп и объединений» (таких, как церковь, классы, семья и др.), противостоя теории естественных прав, утилитаризму и все более демократизирующейся государственности. Схема Нисбета оставляет без объяснения факт наличия целого ряда «слабых» социальных групп (иммигранты, национальные и сексуальные меньшинства и т. п.), традиционно находящихся под покровительством либералов, а отнюдь не консерваторов. Кроме того, косвенно противореча собственному противопоставлению консерватизма — либерализму, Нисбет, вслед за Берком, утверждает, что базовой консервативной ценностью является свобода, понимаемая как «свобода жить по своим обычаям и традициям» 3.

Изданный в Великобритании «Словарь современных политических идеологий», со своей стороны, отказывает понятию «консерватизм» в каком бы то ни было позитивном содержании, подчеркивая, что единственной фундаментальной посылкой, общей для всех консерваторов, является «вера в то, что не существует [73] универсальной политической системы, подходящей ко всем нациям». По мнению авторов «Словаря», «консерватизм не входит ясно в список доктрин: это в большей степени политическое отношение, нежели философия или движение. Данный термин подразумевает страх перед внезапным и насильственным изменением, уважение к установлениям и правилам, поддержку элит и иерархий и глобальное недоверие к теориям как противоречащим эмпирическим выводам». Консерватизм — это политический дух, который может быть присущ и либералам, и социалистам — например, советским бюрократам или лидерам тред-юнионов. Одновременно авторы «Словаря» отмечают, что тесно связанная с поддержкой представительных учреждений англо-американская консервативная традиция, «делая упор на достижениях прошлого, в то же время допускает постепенные изменения». Особо подчеркивается, что далеко не всякий представитель «правого крыла» может быть назван «консерватором». Так, стремящиеся к утверждению «нового порядка» фашисты или к восстановлению прежних структур «реакционеры» ни в коей мере консерваторами не являются. Как и К. Рассел, авторы «Словаря» предпочитают говорить о либерализме не как о единственной теоретической конструкции, а как об исторически сложившемся «собрании идей и отношений», которое может быть продуктивно исследовано лишь при условии классификации всех либеральных теоретиков как консерваторов [Э. Берк и др.], либо радикалов [Д.С. Милль и др.] 4.

Издаваемый в ФРГ, Швейцарии и Австрии «Гердер лексикон» определяет консерватизм как «принципиальную позицию, рассматривающую государство как органически возникшее единство» и стремящуюся опереться на «стабилизирующие силы общественно-политической жизни и ее органическое развитие». Консерватизм, по мнению авторов «Гердер лексикона», враждебен не только «революционным устремлениям», но и «прогрессу». Последнее утверждение косвенно противоречит не только исходному определению консерватизма как системы, опирающейся на «органическое развитие», но и содержащемуся в том же «Лексиконе» указанию на необходимость различать «реакцию», не стремящуюся к развитию существующих структур, — и стремящийся к нему консерватизм. В то же время словарь называет реакцию «крайним проявлением консерватизма». В одном ряду с английскими конституционными консерваторами авторы «Лексикона» перечисляют французских традиционалистов [Бональд, де Местр], а также представителей [74] романтической школы [Мюллер, ван Халлен, Стааль]. Соотношение консерватизма с такими понятиями, как «реформизм», «радикализм» и «либерализм», «Гердер лексикон» не выявляет 5.

Подавляющее большинство политологов США традиционно рассматривает консерватизм как качественную противоположность либерализму (в свою очередь, зачастую идентифицируемому с радикализмом). Как отмечает С. Лонг, первые попытки выявить соотношение данных политических определений и соответствующих им социальных феноменов были предприняты в 20-е годы. В.Т. Рут [1925] посвятил труд описанию психологии радикализма. Чуть позднее Л.Л. Терстоун предложил политологам использовать двойную шкалу факторов, учитывающую соотношения «радикализм-консерватизм» и «национализм-интернационализм». С этого времени (середина 30-х гг.) начинается продолжительная дискуссия, посвященная выявлению специфики понятий «либерализм» и «консерватизм».

В 1940 г. Ч. Берд предлагает типологическую матрицу, согласно которой «реакционерами» следует считать тех, кто предпочитает прошлое настоящему; «консерваторами» — тех, кто «высказывает преданность вещам как они есть»; «либералами» — приверженцев изменений «в рамках структуры старого»; «радикалами» — тех, кто стремится к коренным изменениям status quo. Таким образом «либерализм», по Берду, оказывается эквивалентным тому, что европейские авторы, как правило, именуют «реформизмом», а консерватизм, в свою очередь, лишается какого бы то ни было реформистского потенциала. Сходным образом (как «оппозицию изменениям») трактуют понятие «консерватизм» Х. Маклоски [1958] и современный американский политолог В.Ф. Стоун 6.

По мнению Ю.Д. Маккарти [1962], консерватор — «тот, кто, как правило, поддерживает status quo» и «неохотно принимает изменения»; «как правило, считается, что он противостоит либералам и прогрессистам». При этом Маккарти специально отмечает то обстоятельство, что «либерализм в Соединенных Штатах должен быть отличаем от традиционного европейского либерализма», поскольку он «не доктринерский» и «не следует строго определенной идеологии». «Американский либерализм, как правило, оптимистичен и прогрессивен», «он озабочен защитой индивидуальных свобод и гражданских прав, терпим ко взглядам других и в известной мере более, чем его оппоненты, стремится использовать правительство в качестве агента по повышению всеобщего благосостояния». [75] Маккарти строго отделяет консерватизм от реакции, стремящейся вернуться «к политике и практике более ранних времен» 7.

Д.Р. Пеннок [1966] определяет консерватизм двояко: во-первых, как «глобальную и некритичную оппозицию к изменениям любого вида», а во-вторых, как «аргументированную философию, связываемую с английским писателем Эдмундом Берком, направленную к контролю над силами обновления с целью сохранить лучшие элементы непрерывно развивающегося общества». Как и большинство американских авторов, Пеннок противополагает консерватизму — либерализм, однако, в отличие от других, не просто идентифицирует его с политикой реформ, а наделяет конкретным идеологическим содержанием: благоприятное отношение к свободному развитию индивидуума, уничтожение ограничивающих данное развитие верований и учреждений; ставка на человеческий разум, способный «модифицировать старый порядок в направлении более прогрессивных учреждений, не прибегая к насилию». Такой подход позволяет Пенноку установить идейную преемственность между классическим либерализмом XIX века — и его современной социально ориентированной (социал-демократической) модификацией 8.

Н. Раймер [1983], воспроизводя партийно-политическую типологию Ч. Берда, отмечает, что радикалы и реакционеры составляют подавляющее меньшинство американцев, в то время как консерваторы и либералы прочно интегрированы в либерально-демократический истеблишмент с его основными «оперативными идеалами»: народным, либертарианским (т. е. «собственно либеральным»), конституционалистским, представительным, идеалом ответственного правительства и государства всеобщего благоденствия. Разница между консерваторами и либералами заключается лишь в интерпретации указанных идеалов. В отличие от либералов, американские консерваторы в большей степени ценят респектабельность (частную собственность, предпринимательство, религиозную мораль, семью, авторитет правительства); они почитают свободу более равенства, когда эти два идеала сталкиваются между собой; они выступают за сохранение богато структурированной общественной жизни, за поддержание высоких стандартов качества. В целом консерваторы отстаивают интересы «богатых и хорошо родившихся» [Гамильтон]. Они менее либералов чувствительны к интересам «наименее свободных», хотя и не выступают принципиальными противниками социальных гарантий. Стремясь к охранению существующего положения вещей, консерваторы в то же время поддерживают перемены, [76] «которые укрепляют традиционные ценности, принципы и учреждения». Выступая против правительственного вмешательства в экономику и социальную жизнь, они, разумеется, «не протестуют против правительственных действий, поддерживающих частное предпринимательство» 9.

Исследователь политической лексики США Х.Д. Рэнк [1984] противопоставляет «консервативную» и «прогрессивную» риторики. Первая характеризуется им как «риторика истеблишмента», оправдывающая вещи такими, какими они являются. Основной страх консерваторов — «страх утраты»: внезапной (вследствие захвата) или постепенной (вследствие разложения). В противовес ей прогрессивная риторика — это риторика неудовлетворенности и надежд на перемены. Если консерваторы стремятся к «охранению добра», то прогрессисты «атакуют зло». Как правило, прогрессивная риторика — это риторика оппозиции, спектр которой весьма широк: от реформистов, желающих сохранить части существующей системы, — до революционеров, проповедующих тотальное обновление. Основной страх прогрессистов — «страх стагнации», как внезапной, так и медленной 10.

Вышеприведенный анализ толкований понятия «консерватизм» позволяет, несмотря на свою очевидную неполноту, констатировать, что среди западных авторов, даже принадлежащих к единой национальной политологической традиции, отсутствует по данному вопросу какое бы то ни было концептуальное единодушие.

Ситуация в российской политической науке выглядит в этой связи еще менее упорядоченной, поскольку, в отличие от западной, российская политология — по вполне объяснимым причинам — как оригинальная и конкурентоспособная отрасль знания на протяжении почти всего XX столетия практически не развивалась. Немногочисленные работы, увидевшие свет до октября 1917 года 11, а также в течение последних 15 лет, к сожалению, недостаточны для того, чтобы говорить об отечественной политологии как полноправной разработчице международных стандартов научной дискуссии.

Постперестроечные политологи, без особых, как правило, разъяснений, то зачисляли консерватизм, наряду с «коммунизмом», «социализмом», «буржуазным реформизмом», «правым радикализмом», «католицизмом» и «буржуазным либерализмом» в разряд идеологий 12, то объявляли его простым стремлением «сохранить общество таким, каково оно есть» и противопоставляли «реформизму» (под которым, правда, подразумевалась лишь социал-демократическая его разновидность), «адаптационным режимам» (т. е. стремящимся [77] к «постепенным переменам во имя сохранения привилегий имущих») и «революционным режимам» 13. Встречалось и традиционное противопоставление консерватизма — либерализму 14.

Энциклопедический словарь «Политология», попытавшийся охватить категориальные разработки западной политической науки в целом, предложил по меньше мере семь (!) интерпретаций понятия «консерватизм».

Сперва предлагаются четыре основных определения этого термина: 1) Политическая философия, ориентированная на защиту традиционных устоев общественной жизни, и отрицание революционных изменений, связанная с именами Э. Берка, Ж. де Местра и «др. апологетов монархизма» и получившая дальнейшее развитие XIX и XX веках; 2) Умонастроение, присущее как общественным группам, так и индивидам, характеризующееся приверженностью традициям, стабильности и «органическому» строению общества, а также настороженностью в отношении реформ; 3) Политическая практика ряда европейских и американских партий.

Далее следует разъяснение, что «на общеполитическом языке» консерватизм суть «убеждения и меры по укреплению устоев существующей социальной жизни, стабильных государственных порядков, сохранению общепринятых моральных обычаев и нравственных норм, поддержание авторитета и традиций», поэтому представляется возможным говорить о «консервативных» и «радикальных» крыльях в рамках любой политической организации: консервативной, реформистской, революционной и т. д. Еще ниже авторы статьи называют «три разновидности консервативной идеологии», из которых лишь первая («традиционализм») объявляется идейной правопреемницей Берка и де Местра, а две другие («либертаризм» и «неоконсерватизм») возводятся к иным теоретическим истокам.

Ощущая необходимость приведения всех этих противоречащих друг другу определений к единому словесному знаменателю, авторы энциклопедии поместили особую статью под названием «Консерватизм политический», предлагая, таким образом, восьмое по счету определение упомянутого феномена. Последний вариант толкования является наиболее формализованным, трактуя консерватизм лишь как политическое стремление к охране и укреплению сложившихся форм политической и правовой организации общества и допущению лишь таких нововведений, которые способны «содействовать сохранению существующего экономического, социального и политического строя» 15.

[78]

Обозначившиеся к середине 90-х годов в российской политологии методологические и терминологические проблемы, как представляется, актуальны по сей день.

Подводя итог всему вышесказанному, следует признать, что выход из того терминологического лабиринта, в котором очутилась современная позитивистская политология, в данном случае, как и во всех остальных, следует искать на пути «конвенционализма и номинализма» 16, то есть на пути максимальной оговоренности и определенности используемых категорий в рамках каждого исследования. Разумеется, данный метод представляется достаточно трудоемким и отнюдь не решающим всех проблем, однако в противном случае (в случае чисто механического употребления полисемантичных терминов без специального их обоснования) существует риск исчезновения политологии и политической истории как жизнеспособных отраслей человеческого знания, поскольку его основные носители — ученые и преподаватели — попросту разучатся понимать друг друга.