Обоснование Кантом автономии эстетической сферы, отделение ее от знания и морали считается, можно сказать, общепризнанным своеобразием позиции философа.
На что, однако, хотелось бы обратить внимание, это — кантовское разрешение антиномии вкуса: суждение вкуса не основано на понятиях рассудка, иначе было бы возможно его теоретическое доказательство, но все же основано на трансцендентальном понятии разума о сверхчувственном — нравственной идее. А значит, выносить эстетическое суждение способен только человек, принадлежащий сфере морали, человек нравственный. Парадокс вкуса у Канта заключается, таким образом, в том, что хотя эстетическое суждение «свободно от морального интереса», оно вообще возможно лишь с нравственной позиции. Именно поэтому Кант совершенно определенно утверждал, что «истинной пропедевтикой вкуса может служить только развитие нравственных идей». Бескорыстное интеллектуальное (от игры познавательных способностей) удовольствие, по существу, оказывается у Канта заслуженной наградой человеку за то, что он, обладая познавательным и моральным потенциалом, сумел объединить его в гармоническое целое, т.е. представить природный мир насыщенным нравственными идеями, и только потому увидеть красоту природы. Знаменитый постулат Канта о том, что вкус делает возможным плавный переход от чувственного возбуж- [13] дения к привычному моральному интересу, никоим образом не означает поэтому, что эстетическое отношение является путем к нравственности, а эстетический человек — началом морального, как это понял Шиллер. Вкус у Канта есть способность к суждению уже морального человека, который, однако, распространяет свое нравственное отношение не только на человека в силу его духовного (сверхчувственного) предназначения в мире, но и на природу, созерцая в ней — эстетические идеи. Эстетическое суждение у Канта поэтому — не путь к нравственности, а путь нравственного человека к единению природного и сверхчувственного (морального) миров. Осуществляясь на уровне чувственности, оно рождает удовольствие от красоты, а на рациональном уровне дополняется нравственным осмыслением природы в телеологическом суждении.
Онтологический статус предмета суждения в обоих случаях полностью обусловлен поэтому координируемыми им сферами.
Резюмируем итоги «Критической» философии, в которой Кант ответил на три главные свои вопроса:
- Что я могу знать? Природу, подчиненную законам необходимости, которые определяются наукой.
- Что я должен делать? Осуществлять нравственную свободу, следуя императивам доброй воли.
- На что я могу надеяться? Что есть Бог, и человек, достойный счастья, может быть счастлив, т.е. мир природы имеет сверхчувственный (моральный) смысл.
Кант, следуя в русле апофатической теологии, показал через антиномии чистого разума недоказуемость существования Бога теоретическими средствами, но сделал бытие Бога необходимой моральной гипотезой. Вместе с этим Кант предопределил характер телеологической и эстетической рефлексии. Телеологическое и эстетическое суждение выносятся по-своему на рациональном или чувственном уровне для координации феноменального и ноуменального миров, но равно в надежде на существование Бога. Хотя Бог остается, конечно, лишь регулятивной, а не конститутивной идеей разума, за этической гипотезой его бытия следует эстетическая: красота природного мира предстает суждению вкуса как если бы он имел высший нравственный смысл. Удовольствие, которое приносит человеку эстетическое суждение, необходимо предполагает поэтому его интеллект и добронравие, но может восходить и к вере.
Кантовская трактовка автономии эстетической сферы, таким образом, ни в коем случае не противостоит ее интерпретации на почве традиционной религиозной эстетики, в том числе — православной. Если в суждении о прекрасном у Канта может полагаться надежда на высшие цели. то оно не расходится с убеждением православного христианина в том, что «красота спасет мир», поскольку и для последнего в красоте природы явлен Божествен- [14] ный промысел — «софийность» мира и радость от нее. В то же время следует отметить, что эстетика Канта совершенно чужда непримиримой ортодоксальности. Красота мира не становится у философа эстетическим аргументом лютеранской теологии. Более того, вкусом как бы выносится за скобки суждения доказательство божественного происхождения красоты, и прекрасная природа оказывается общим Домом для всех людей независимо от их конфессиональной или национальной принадлежности.
Представляется чрезвычайно актуальной сегодня точка зрения мыслителя, открывшего новую эпоху в эстетике, но не путем разрыва с традицией, а в результате ее переосмысления, развивавшего тенденции западноевропейской философии, но так, что это не предопределяло идейной конфронтации с восточным христианством. На фоне национальной, социальной, религиозной разноголосицы, которую принес собой XX век, кантовская трактовка связи эстетического и этического образует некий общий знаменатель для всех гуманистически, демократически ориентированных течений, несет общечеловеческий потенциал в философскую мысль XXI столетия.
Добавить комментарий