Человеку свойственно желать — надеяться, стремиться, испытывать нужду, ждать, жаждать, не мочь обойтись без. Молясь или объясняясь в любви, занимая очередь в магазине, отправляясь на художественную выставку или на киносеанс, включая репортаж о футбольном матче команды из родного города, сдавая и принимая экзамены, — всё это и неисчислимо многое другое мы делаем, влекомые соответствующими желаниями. Существуют желания робкие, даже потаённые (в которых мы и сами себе боимся признаться) и смелые, бесцеремонные, в естественности и законности которых мы убеждены и готовы убеждать других людей. Есть желания, так сказать, сольные, реализуемые человеком в одиночку, а есть — создающие «социальное эхо» и требующие оркестровки, вовлекающие в водоворот событий многих и многих окружающих. Желания примиряющие и сталкивающие разных людей, тихие и буйные. И раз уж раньше или позже желание отдельно взятого субъекта экстериоризуется, становится значимым для окружающих, то это даёт основание для того, чтобы всмотреться в проблему желания с точки зрения нравственно-ценностной, интересующей этику.
Вообще говоря, проблема желания 1 могла бы рассчитывать на пристальное внимание целого содружества наук, в частности, философии (онтологии, гносеологии, аксиологии, праксеологии, антропологии, социальной философии, этики, эстетики), психологии и патопсихологии, психофизиологии, психогеометрии, психосемантики, культурологии, конфликтологии, юриспруденции. Но скромной задачей данной статьи является намерение сфокусировать внимание именно [148] на тех ракурсах желания, что важны прежде всего для этики. Это тем более оправдано, что и этических аспектов в желании можно выявить предостаточно.
Скажем, существуют ли желания с нравственным знаком «плюс» или «минус»? Есть ли желания постыдные, греховные? И в какой степени человеку можно вменять в ответственность содержание желаний? Если обратиться к Библии, то уже в ней можно отыскать немало указаний именно на такое различение желаний — «Не желай дома ближнего твоего» (Исх. 20: 17); «Душа нечестивого желает зла» (Притч. 21: 10); «Господи! Ты слышишь желания смиренных» (Пс. 9: 38); «Желание нечестивых погибнет» (Пс. 111: 10); «Желание праведников исполнится» (Притч. 10; 24). В целом из контекста Священного писания можно понять, что разделение желаний на «хорошие» и «плохие» определяется там исключительно тем, совпадают ли они с волей Господа. Желать надо. «Ибо ты — муж желаний», — сказано пророку Даниилу (Даниил 9; 23), и, как поясняется в Толковой Библии, это значит, что он — человек, достойный любви Божией 2. Другое дело, что «душа ленивого желает, но тщетно» (Притч. 13; 4). Кроме того, у апостола Павла вводится различие желаний плотских и духовных. В Послании к галатам он пишет: «ибо плоть желает противного духу» (Гал. 5: 17) и осуждает «желающих хвалиться по плоти» (Гал. 6: 12). Такому нечестивому желанию Павел противопоставляет желание «облечься в небесное наше жилище» (2 Кор. 5: 2). И в конечном счёте, в точном соответствии с духом христианской морали, подчёркивает: «помилование зависит не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего» (Рим. 9: 16).
Если взглянуть на богословскую трактовку человеческих желаний, так сказать, внерелигиозно, то, пожалуй, можно считать, что сам пафос различения и противопоставления желаний понятен и оправдан. Причём оправдан именно в интересующем нас этическом смысле, а не в каком бы то ни было ином (не с точки зрения привычности-выгоды-реальности). Народная мудрость уверенно оценивает желания:
«Кто говорит, что хочет, сам услышит, чего и не хочет» (русская посл.), «Желаючи чужого, своё растеряешь» (русская посл.), «Не навязывай другому того, чего не желаешь самому себе» (корейская посл.), «Рука разума держит узду желаний» (уйгурская посл.), «Богатство прихоти рождает» (японская посл.), «Желай по силам, тянись по достатку» (русская посл.).
Такие рекомендации и оценки проистекают из того, что желания действительно можно регулировать. Нравственная вменяемость [149] предполагает, что субъект в состоянии сдерживать одни и стимулировать другие желания. В этом смысле значимыми оказываются прежде всего содержание желания и форма его реализации. Хочет ли человек разбогатеть, прославиться, помочь кому-то, кого-то выручить или проучить, воспрепятствовать чему-то, развлечься, отдохнуть, выразить себя или спрятаться, объединиться или отделиться, возвыситься над собой или над другими — всякий раз окружающие вправе присматриваться к данным желаниям, постольку поскольку эти желания прямо затрагивают их жизненные интересы.
В обыденной нашей жизни не так часто возникают ситуации, когда ценность, на которую кто-то претендует, возникает ниоткуда, так чтобы в результате овладения ею никто бы другой не оказывался обделённым: «По щучьему велению, по моему хотению»… И, кстати, даже довольно странно, например, что, хотя конкурс при поступлении в вуз реально сталкивает абитуриентов, они обычно ведут себя по отношению друг к другу приветливо, солидарно. В особенности прозрачен нравственный смысл желаний, которые напрямую адресованы субъектом кому-либо другому: совместное желание, пожелание (например, «будьте здоровы!», «здравствуйте», «всего хорошего», «ни пуха, ни пера!», «семь футов под килем!»; здравицы типа «да здравствует», «да будет», «да святится»), «боление» за доброго знакомого, сдающего на водительские права. Понятно, эти адресованные желания бывают не только положительного, но и нравственно-негативного содержания: «Руки вверх! Это ограбление», «кошелёк или жизнь!», «что б тебе пусто было!», «чтоб им повылазило» и пр.
Всматриваясь в желания, имеющие нравственно-ценностный смысл, нетрудно обнаружить наиболее типичные характеристики:
- субъект (кто желает),
- предмет (чего желают),
- цель (зачем 3),
- генезис (откуда возникло желание),
- адресат (чьи интересы обслуживает),
- какою ценой (или за счёт кого), и, наконец,
- как субъект это желание осмысливает,
- переживает и
- осуществляет.
[150]
По поводу каждой из указанных характеристик дадим самые краткие пояснения.
Субъект. Здесь, пожалуй, прежде всего возникает проблема права — «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку». Или, с другой стороны: «Хотеть не вредно».
Предмет. Предметом желания может оказаться то, что приятно, привычно, ново, выгодно, интересно; то, что есть у других или чего нет у других; что веселит, тешит самолюбие, слезу прошибает. Подчеркнём — всё это и многое другое может касаться кого бы то ни было, значимого для субъекта. Здраво рассуждая о предмете, содержании желания, нужно было бы обсудить проблему меры. Так, очевиден нравственный изъян и избытка, и недостатка желания. С одной стороны — это гипертрофированное желание, перешедшее в запредельную, патологически неуправляемую форму, манию, когда субъект становится рабом желания. Другая крайность — атрофия желаний, анемическое увядание жизненной силы, депрессия, уныние. Это состояние только в поэзии выглядит красиво: «Я пережил свои желанья, я разлюбил свои мечты…». Впрочем и в соблюдении меры следовало бы соблюдать меру. Вряд ли всё человеческое поведение сводимо к чинно-разумной целесообразности: «Легче пренебречь выгодой, чем отказаться от прихоти» (Ларошфуко). Хотя некие нравственные рамочные ограничения в свободе желаний всё же должны быть. Иначе бы мы не понимали фольклорных формул: «Не хочу в ворота, разбирай забор» и «Дома как хочу, а в людях как велят».
Если цель — это предвидимый образ будущего, то с нравственной точки зрения немаловажно, в какую сторону хотел бы изменить изначальную ситуацию питающий желание субъект. (Или просто сохранить её, желанную-счастливую: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»). К чему должно привести исполнение желания? Какой уровень потребностей оно обслуживает — сохранение жизни, здоровья и комфорта? Обеспечивает ощущение свободы, помогает реализоваться и самоусовершенствоваться? Даёт прощение и вечный приют?
Источниками желания, если предельно обобщать, способны оказаться объективные и субъективные, внешние и внутренние факторы. Породить стремление способны личностно воспринятые внешние события, идущие извне стимулы, просьбы, уговоры, требования, приказы. Что же касается внутренних источников, то, например, Ф. Ларошфуко едва ли не все человеческие поступки выводит из себялюбия и лености. Откуда выводит человеческое поведение З. Фрейд — мы тоже помним. По поводу подобной логики не грех вспомнить о народной мудрости: «Голодной куме всё хлеб на уме».
[151]
Адресат желания — и это сугубо значимо для этического анализа — вовсе не обязательно сам субъект. Доброжелательность, участие, расположение, деятельная симпатия, благоволение — реальная основа человеческого общежития. Не будь этих явлений, «война всех против всех» давно б положила конец жизни на Земле. Пётр Александрович Плетнёв рассказывал о своей последней встрече с Пушкиным, на которой великий поэт заявил, что наивысшее человеческое свойство — благоволение ко всем.
Цена. Если я искренне хочу помочь симпатичному мне человеку, но для этого собираюсь завладеть чьим-то законным имуществом — заслуживаю ли я положительной нравственной оценки? Или если я желаю преподнести кому-то подарок, но заведомо известно, что этот подарок покажется одариваемому слишком дорогим, а значит, смутит его, — нужно ли делать такой подарок? Речь не о том, чтобы жить, постоянно оглядываясь, но лишь о том, что нельзя жить с закрытыми глазами и сердцем.
Осмысление желания. Глубоко прав был Ларошфуко, когда неоднократно высказывал сомнения в наших способностях понять свои желания: «Мы редко до конца понимаем, чего мы в действительности хотим», «У нас нашлось бы очень мало страстных желаний, если бы мы точно знали, чего мы хотим», «Может ли человек с уверенностью сказать, чего он хочет в будущем, если он не способен понять, чего ему хочется сейчас» 4. И всё же зададимся вопросом: а нужно ли в этом деле понимание «до конца»? Или достаточно понять главное? Разве мы не в состоянии определить про большинство из своих стихийно возникающих желаний — мелкие они или достойные, зловредные или добротворные? Приятна ли, или ещё вдобавок полезна, реализация моего желания — для меня и для окружающих? Или ничего кроме вреда и стыда оно мне не принесёт? Впрочем, и тут возможны варианты, зависящие от ситуации и наших индивидуальных особенностей. Говорят же: «Если нельзя, но очень хочется, то можно»…
Переживание. В сфере переживаний желание даёт богатейший спектр — от чувства удовольствия, радости при реализации, до состояния фрустрации при невозможности достигнуть желаемого. Но было бы сильным упрощением однозначно увязывать положительные эмоции исключительно с реализацией, а негативные — с недостижимостью желания. «Желание исполнившееся — приятно для души» (Притч. 13: 20). Разве всё так однозначно? Да, досаду, разочарование, раздражение, гнев, тревогу, отчаяние с большой степенью вероятности вызовут неодолимые помехи, осознание нереальности замыслов. Но разве [152] выполненное желание не приносит то и дело такие же негативные чувства! Здесь можно видеть грандиозное исследовательское поле для этики и психологии. Чем обусловлены конкретные реакции индивида на ход реализации желания? Кого и в каких условиях неудача раззадоривает, а кого — угнетает? Где пределы индивидуальной переносимости удач и неудач? Какова социокультурная значимость потребности достижения? И в каком ряду эту потребность следует рассматривать? Как описать нравственно-оправданную меру в проявлении соответствующих эмоций?
Осуществление желания. Ф.Е. Василюк в своё время монографически описал психологию переживания человеком критических ситуаций 5. Переживание рассматривалось им как внутренняя работа по восстановлению душевного равновесия. Нисколько не сомневаюсь, что желание тоже может и должно быть рассмотрено не только как состояние человека, но и как внутренняя (да и не только внутренняя!) работа. Разумеется, желание умеет уводить в мечту, мир грёз, отрывать от реальности. Но оно же ведёт человека к деятельным преобразованиям себя и окружающего мира. Желание не просто становится энергетизатором, но и наполняет нашу жизнь смыслом и значением. Спасибо желанию уже за то, что оно побуждает нас ко внутреннему диалогу. И к диалогу с судьбой. И ещё большее — за то, что оно помогает освоить мир взаимоотношений. Желание — инструмент освоения мира. И с этой точки зрения оно должно сделаться предметом внимательнейшего рассмотрения. А может даже и критерием оценки. Ларошфуко писал: «Величием духа отличаются не те люди, у которых меньше страстей и больше добродетелей, чем у обыкновенных, а лишь те, у кого поистине великие замыслы» 6. Есть коротенькая и мудрая русская пословица: «Хочу — половина могу».
Было бы замечательно, если б нам, людям, захотелось не только научиться управлять собственными желаниями, дабы жить в своё удовольствие. Было бы куда достойней, если б мы захотели согласовывать свои окультуренные желания с желаниями, потребностями, интересами, ценностями окружающего мира. И нам самим, и нашей ойкумене стало бы только лучше, если бы мы жили не так, как хочется, а как диктуют законы мироздания.
- [1] А точнее — проблемный узел (одних ключевых терминов сколько: желание, мотив, намерение, побуждение, цель, установка, интенция, влечение, страсть, потребность, интерес, наклонность, вожделение, томление, охота, прихоть и т. п.)
- [2] Толковая Библия, или комментарий на все книги Священного писания. Т. 7. Петербург. Издание преемников А.П. Лопухина. 1910. С. 60.
- [3] Нелишне заметить, что, вопреки удивительному богатству оттенков личностного отношения к миру в английском языке, английскому “why” в русском языке соответствуют два существенно разных значения: «зачем» и «почему».
- [4] Франсуа де Ларошфуко. Мемуары. Максимы. М., 1993. С. 173, 183, 198.
- [5] См.: Василюк Ф.Е. Психология переживания. М., 1984.
- [6] Франсуа де Ларошфуко. Мемуары. Максимы. М., 1993. С. 200.
Добавить комментарий