Речь — род нарратива. Абхая-сутта [Thanissaro 2012] палийского канона определяет правильную речь (в том числе и речь правителя) как основанную на фактах, правдивую, благотворную, приятную для других и принимаемую другими. При этом правильной считается речь, сказанная в правильное время. От определения правильной речи в палийском каноне отличается понятие «правильной речи» в имперской парадигме, в большей степени близкое «языковому стандарту», то есть обращающее внимание на форму речи, но не содержание, не на итог сказанного. В «правильной речи» имперской парадигмы сущностное подменяют формалистским.
Как создаются и мыслятся империи? Сама по себе идея любой империи — идея абсолютного, фрактально-матричного единства, Единства Единств, в то время как язык империи неизбежно представляет единство в многообразии (разрозненности), распадаясь на диалекты и варианты. Империя — это колониальный нарратив. Язык империи есть способ колониального бытия, способ экспансии парадигмы и канона от метрополии к колониям. Всё, что не укладывается в параметры «централизированного стандарта», «универсальной парадигмы», воспринимается как искажение нарратива, при том, что сама идея языкового канона может быть мифологизирована [Kachru, Nelson 2011; 2005: 16]. Рассмотрим это на примере Британской Империи и колониального нарратива в Азии. По мере того, как ослабевало влияние Британской Империи, ослабевало и влияние колониализма. Дольше всех просуществовала его культурная форма, самое очевидное проявление которой — язык. При этом языко
вой стандарт империй неизбежно моноцентричен, но его реализация — вариативна. В силу исторических причин и изначально заложенного в подобной динамике конфликта возникает ситуация, называемая, по меткому выражению Браджа Качру, «языковой шизофренией» [Kachru, Nelson 2011; 2005: 99], типичная для индостанского языкового ареала, когда пост-колониальный языковой нарратив вызывает смешанные чувства одновременного принятия и отторжения, не являясь при этом ни канонической, ни маргинальной формой языка [Kachru, Nelson 2011; 2005].
И сейчас исследователи диалектов английского выделяют юго-восточные и африканские разновидности английского в общий мета-кластер [Hickey 2005: 510–522]. Подобное объединение может показаться обоснованным, если обратить внимание на общие для обоих языковых ареалов черты, в том числе и для вариантов английского на китайском субстрате.
В тихоокеанском регионе Качру выделяет три круга использования местных вариантов английского: экспансивный, или расширяющийся, включающий Китай, Индонезию и Таиланд; внешний (Индия, Сингапур, Филиппины и т. д.) и внутренний (Австралия, Новая Зеландия и т. п.). Добавьте к этому различия в вариантах экспансивного круга, обусловленных фоновым (субстратным) языком говорящего и социальным положением [Kachru, Nelson 2011; 2005: 14]. Иными словами, единой таксономии, общепринятой системы классификаций для тихоокеанских (восточных) вариантов английского не существует до сих пор.
Помимо общих для языкового мета-кластера, объединяющего восточные и африканские варианты английского языка, существуют также черты, специфичные именно для тех вариантов английского, в основе самобытности которых — влияние китайских наречий. Среди общих элементов — смешение фонем [r] и [l] , неразличение множественного и единственного числа для глаголов в Present Indefinite, формы множественного числа для неисчисляемых слов наподобие all rices [Hickey 2005: 541], своеобразное употребление артикля, неразличение форм личных местоимений мужского и женского рода единственного числа (различающихся, например, в китайском как 他 или 她 на письме, но не в устной речи), пропуск глагола-связки в эквативных предложениях: This coffee house — very cheap (сингапурский вариант); English — main
language of instruction (гонконгский вариант ); My sister — in London (малайский вариант) [Platt, Heidi, Mian 1984: 78f, цит. по: Hickey 2005: 526]. Следует отметить, что отсутствие универсального глагола-связки в эквативной парадигме характерно не только для китайских диалектов, но и для малайского, и для тамильского языков [ib.]. Среди особенностей, специфичных для вариантов английского языка на основе китайского, выделяется обилие в устной речи частиц, завершающих высказывание, и неразличение временных форм глагола. Среди множественных изводов английского языка на китайскую основу выделяются два: сингапурский и гонконгский. Остановимся подробней на сингапурском варианте. Началом присутствия английского языка в этом ареале можно считать 1819 год, когда сэр Томас Стэмфорд Бингли Раффлз основал поселение-факторию на территории будущего города-государства [Lim 2004: 2]. Преобладающий (и древнейший из колониальных) фоновый язык региона — китайский (включая диалекты путунхуа, хакка, миньнань), второй по частоте из фоновых языков — малайский [ib.]. Как правило, чем выше социальный статус говорящего, тем более приближен используемый вариант английского к характерному для «внутреннего круга использования» языка.
В целом, фонетика сингапурского варианта английского языка представляет собой некий компромиссный вариант между английской, китайского (путунхуа, хакка, хэйнаньский диалекты), малайской и тамильской фонетическими системами. Чем ниже социальное положение говорящего, тем дальше используемый вариант произношения от стандарта, считающегося «имперским». К признакам, общим для всех вариантов английского из афро-юго-восточного метакластера и отмеченным в сингапурском варианте относятся [Lim 2004: 37–42; Hickey 2011: 515–541] неразличение долготы гласных (омофония beat и bit, cart и cut) [Lim 2004: 37–42]. К специфичному для сингапурского варианта явлению относится исчезновение сочетаний согласных в конце слога. Например, list произносится как lis, а ask — как as. Другие примеры: sixth [sik], month [man], lasts [las] [ib.].
Выраженность долготы гласных варьируется от неразличения до обычных для «правильного» английского оппозиций. Отмечена моно
фтогизация дифтонгов (с сохранением вариантов, имеющих параллели в китайской фонетической системе). Например: oυ (в слове goat) =>o;εə (в слове square) => ε (при том, что дифтонги в словах price и choice, имеющие подобие в китайской фонетической системе, сохраняются; [Lim 2004: 21]. В некоторых вариантах произношения, где полудолгие гласные-монофтонги занимают место дифтонгов и долгих (вероятно, под влиянием голландской фонетики).
Отмечено [Lim 2004: 37–42] и оглушение конечных согласных: I’ve => [aif], is => [is], а также в словах change или language (с сохранением звонкости в словах leg, had или head).
В разговорных вариантах нижнего социального регистра встречается переход ð => d и θ =>t. Так, словосочетание the thing is = [də ting is], слово thousand произносится как [tauzənd], слово whether — как [w εdə], слово those — как [dos]. Также отмечено произношение финального согласного в словах fourth и with как f (в конечной позиции).
Альвеолярные носовые выпадают, гласные перед ними назализируются: time, don’t, around.
В ритмическом рисунке речи отмечено четыре тональности. Восходящие-нисходящий тон присутствует и в изолированных словах [Lim 2004: 42–43].
Знаковая особенность вариантов английского языка на китайском субстрат — использование завершающей высказывание частицы lah (в сингапурском варианте английского — также lor или leh; ср. с китайским аспектуальным показателем 了 и близкими к нему модальными частицами и 咯 или 啦 .
Частицы leh и lah — модальные маркеры.
В вопросительном предложении может отсутствовать инверсия, а само предложение завершаться формантом ah (ср. с китайскими частицами 啊 и嗎/吗):
Today is Saturday ah? [Lim 2004: 82]
It was the pilot who saw it ah? [ib.].
В свою очередь, частица ma сингапурского диалекта соответствует русскому слову ведь/же.
О частицах lah и leh существуют и альтернативные мнения, предполагающие их малайское происхождение [Kachru 2011: 187].
В части построения фразы примечательно местоимение one, располагаемое в конце высказывания и выражающее, среди прочих значений, единственное число:
The car very expensive one! [Lim 2004: 70]; That book is his one. [ib].
Встречаются такие стратегии формообразования [Lim 2004: 105–116], как ретрипликация (только применительно к глаголам) и редупликация (применительно ко всем частям речи) [ib.]. Ретрипликация глаголов выражает континуальность, по одной теории, обусловлена малайским языковым влиянием, по другой — влиянием кантонского диалекта [Lim 2004: 134]. Специфически китайской по происхождению является дупликация существительных (прежде всего, имен нарицательных), выражающих родственное отношение, чувство симпатии, и т.д. [Lim 2004: 105–116].
Некоторые исследователи [Lim 2004: 127–147], склонны рассматривать сингапурский вариант английского как креол, с особой историей и самостоятельным будущим. Однако более вероятен сценарий «языковой шизофренизации».
- [1] Hickey 2011 — Hickey R. Legacis of Colonial English // Studies in Transported. Dialect. 2011.
- [2] Kachru 2011; 2005 — Kachru B.B. Asian Englishes. Beyond the Canon. Hong Kong University Press, 2011; 2005.
- [3] Kachru, Nelson 2011 — Kachru Y., Cecil L. Nelson. World Englishes in Asian Contexts. Hong Kong University Press, 2011.
- [4] Lim 2004 — Lim L. Singapore English. A grammatical description. University of Amsterdam. John Benjamins Publishing Company Amsterdam / Philadelphia, 2004.
- [5] Platt, Heidi, Mian 1984 — Platt, J., Heidi W., Mian L.H. The New Englishes. London: Routledge and Kegan Paul, 1984.
- [6] Thanissaro 2012 — Thanissaro Bhikkhu Abhaya Sutta: To Prince Abhaya // Access to Insight. 12 February 2012. — http://www.accesstoinsight.org/tipitaka/ mn/mn.058.than.html (по состоянию на 06.04. 2013).
Добавить комментарий