Христововерие (хлыстовство): пространство мифологического

Н.А. Бердяев считал русское сектантство необыкновенно сложным и противоречивым явлением. По его мнению, многие противоречия в поляризованном русском народе, который как бы концентрировал в себе противоположности, объяснялись соединением христианской православной веры с языческой мифологией. В русской стихии, полагал философ, присутствовал, сохраняясь во времени, дионисический, экстатический элемент. А проявление склонности русских людей к оргиям с хороводами наблюдалось и в так называемых мистических сектах, например, в хлыстовстве.

Секта хлыстов, или христововеров известна как одна из самых ранних сектантских общин, появившихся на Руси во второй половине семнадцатого столетия. Христововерческое учение не было систематизировано. Однако представление о первостепенной важности внутренней, духовной, работы в деле спасения доминировало в вероучении хлыстов. Существовал экстатический культ, благодаря чему радения во время молитвенного собрания превращались в «духовную баню». Когда образовываемый сектантами в ходе их совместных действий круг как бы колебался от производимых хлыстами движений, то такое кружение именовалось радеющими «духовною купелью». В такой момент они кружились и были уверены, что на них сходит или «скатает» Святой Дух. Многие, изнемогая от кружения, теряли силы и падали. Подобное состояние называлось христововерами «пивом духовным» и сравнивалось ими с Христовым молением.

Христововерие оргиастично, экстатично. «Для хлыстов не важна причина оргийного экстаза, важно следствие, сама энергия экстаза. Хлысты ищут радости, блаженства на земле, в теле и хотят сделать с телом что-то такое, чтобы оно не связывало, не мешало радованию духа. Ищут они этого на путях коллективных экстазов, в коллективном действе накатывает на хлыстов дух», 1 — отмечал Бердяев. Экстатическая опьяненность, коллективная форма экстаза были выделены философом в качестве главных, существенных черт христововерия. Они определяли характер ранних стадий развития русского сектантства.

Христововерческие искания блаженной радости осуществлялись в пространстве природного бытия. Хлысты верили в возможность «царства Божия» на земле, в связи с чем ими практиковался аскетический образ жизни. Строгое установление усмирения плоти как источника всех существующих в мире зол выступало главным требованием, предъявляемым христововерием членам общин. В хлыстовстве эсхатологические мотивы не получили широкого распространения. Греховному миру христововеры противопоставляли себя как «людей Божиих», размышляющих в первую очередь о том, «…как жить на сырой земле, как плыть по синю морю». 2 Характер мироощущения хлыстов, подчеркивающий тесную связь их с миром земного, коллективность духовного творчества сектантов были проявлением религиозного опыта, ориентированного на идущие исстари идеалы и традиции. Традиции русской народной религиозности, соединяющей в себе мир природный и мир божественный. Поэтому хлыстов, по мнению Бердяева, трудно признать христианами. В его понимании хлыстовство есть реакция языческой народной стихии против вселенского Логоса.

Исследование русской народной веры на основе изучения духовных стихов, истоки которых еще в допетровской Руси, показало, что для народного религиозного миросозерцания была характерна сакрализация земли. С матерью-землей, олицетворявшей собой Космос, вполне мог сливаться образ Богородицы. В народных представлениях иерархия небесных сил неустойчива. Как отмечал Г.П. Федотов, в народной Троице скрывалась основная религиозная двоица, мужское и женское божественные начала Христа и Богоматери. 3 Особенно в почитании Богородицы как страждущей матери и заступницы, вознесенной в мир небесный и одновременно связанной с человечеством, прокладывало себе путь богочеловеческое благовестие христианства. Народ больше чувствовал близость Богородицы-Заступницы, чем Христа. Это чувство сохранилось в одном из христововерческих распевов: «Бесчасен я бесталанен на свет родился./ Звала меня Матушка, я не воротился,/ С безверными, с беззаконными людьми поводился./ Как ни стану, я достану, от них прочь отстану,/ И я к чистой непорочной Девице пристану…». 4

В некоторой степени популярность в общинах поэтических форм, рассчитанных главным образом на эмоционально-чувственное восприятие, способствовала преобладанию в народных мистических сектах чувства над мыслью, вдохновляя сектантов на более близкое, тесное отношение с Богом. Идея воплощения Бога в человека, как свидетельствовала история христововерия, персонифицировалась в «живых Христах и богородицах» — руководителях христововерческих «кораблей» (общин). По хлыстовской легенде основателем секты был Данила Филиппович. Христововеры рассказывали о нем (первом хлыстовском «Христе») много чудесного. По преданию, Саваоф принял на земле образ Данилы Филипповича, который стал «живым Богом» и провозгласил, что для спасения нужна только одна книга — «книга Голубиная: сам, государь, Дух Святой». Поскольку по христововерческим представлениям небо разделялось на семь сфер (высшее-седьмое небо), то и престол «Саваофа» Данилы Филипповича находился на седьмом небе. «В общем учение хлыстов о Боге имеет пантеистический характер: Бог не есть особое личное существо, Он — сила, средоточие которой на седьмом небе, откуда он «сокатает», т. е. нисходит на землю и проявляется в людях». 5

Понимание Бога в духе русской народной веры закреплялось фабулой христововерческого мифа. По народной вере Христос — Саваоф, Творец, Дух Святой, Царь Небесный, Судия, Спаситель и Законодатель. Причем идея Христа-Законодателя, давшего книгу (Евангелие, Псалтырь или Голубиную), по которой осуждается или спасается человеческий род, была наиболее привлекательной и устойчивой. Таким образом, становилось очевидным, что истоки христововерия в исконно русском язычестве.