«Vado mori» - иду к своей смерти

[21]

Проблема иммортализма включает в себя ряд аспектов, среди которых можно выделить естественнонаучный, биологический, социально-мировоззренческий, социально-творческий. Первые три аспекта достаточно широко освещены в научной литературе в работах таких исследователей как Г.Д. Бердышев, И.В. Вишев и др. Социально-творческий аспект обычно связывают с бессмертием личности человека, продолжающей жить в созданных им творениях. Эта тема также достаточно хорошо известна. Однако, данная сторона проблемы в настоящее время позволяет расширить рамки традиционного рассмотрения.

Современный уровень развития техники позволяет перенести на материальные носители голос и изображение, а следовательно, дает возможность создавать виртуальный образ человека после его смерти. Виртуальная реальность означает образ искусственного, сконструированного реально-иллюзорного мира, который рождается в сознании человека различными способами. При этом обязательным условием является наличие манипулятора и программы. «Сущность виртуальной программы состоит в том, что в сконструированный каким-либо способом образ встраивается обратная связь, которая обеспечивает «участие» (субъективное ощущение участия) в развитии событий (субъективное ощущение событий) виртуального мира» [Меньчиков Г.П. Виртуальная реальность: понятие, новации, применение // Философские науки №3-4, 1998, с.171.]

Создание виртуального образа человека после его смерти при помощи соответствующей техники позволяет вступать с ним в общение не только узкому кругу людей, которые знали его при жизни, но может выйти далеко за пределы памяти нескольких индивидов и обращаться ко многим поколениям людей. В культуре существует возможность моделирования виртуальной реальности, в пространстве которой можно общаться с творческими людьми, актуализируя опыт и знания уже ушедшего человека.

Данный взгляд на социально-творческий аспект проблемы иммортализма вызывает к жизни ряд вопросов. Во-первых, не создает ли любое произведение искусства реально-иллюзорный мир? На этот вопрос придется ответить [22] утвердительно, поскольку то же литературное произведение может создать иллюзию активного участия. А уж с героями художественных произведений мы «общаемся» даже с большим удовольствием, чем с реальными людьми. Необходимо также обратить внимание на следующее: чем в большей степени в художественном произведении выражается всеобщее, тем значительнее его ценность для человеческой культуры и тем большим «произведением искусства» в собственном смысле слова оно и является. В этом случае мы имеем дело с качественно новым виртуальным миром, который позволяет расширить границы мира реального и через включение в мир реально-иллюзорный расширить знание о мире реальном. Если же художественное произведение сводится к воспроизведению единичного, то мы имеем дело с моделью, то есть с «виртуальной реальностью», которая стремится лишь только воспроизвести, «повторить» максимально точно реальный мир. Возможно, ценность данного произведения для определенного момента в созидании предметного тела культуры имеет огромное значение, но впоследствии оно обречено на забвение.

Во-вторых, представляет ли виртуальный образ умершего человека какую-либо ценность для культуры? Нужно ли продлевать таким образом жизнь? Писатель Г. Горин рассказывал в одной из телепередач, как он с друзьями организовал встречу с А. Мироновым в годовщину его смерти и о том, как все были потрясены иллюзией присутствия этого талантливого человека, ибо это была не ретроспектива, а, напротив, возник эффект общения с живым человеком. Возможно, обращение к виртуальному образу ушедшего индивида будет способствовать разрешению многих проблем в культуре, которые связаны со смертью и умиранием.

В-третьих, возможно ли виртуальное бессмертие? Теоретически возможно сделать мгновенный «слепок» с человека со всеми внутренними процессами и взаимосвязями и перенести его на иной носитель. В этот момент мы получим, как бы, копию абсолютно тождественную оригиналу. Казалось бы, можно ответить на вопрос утвердительно, но… Проблема этим не решается, а просто переходит в иной план, ибо с момента дублирования оригинал и копия станут двумя самостоятельными индивидами, как два однояйцевых близнеца, которые являясь полным дублем с точки зрения генотипа, тем не менее остаются самостоятельными личностями. Более того, сиамские близнецы, существуя фактически в общем теле, тоже мыслят независимо. От момента удвоения мы наблюдаем две личности, одной из которых опять предстоит умирать. Правда умирать с сознанием того, что рядом остается совершенно ей тождественная, но другая личность.

И последнее. Не для каждого человека подобное «бессмертие» является желанным. В культурной традиции глубоко укоренено представление о том, что уходящего нужно отпустить, дать ему возможность спокойно уйти. Однако, живые эгоистичны, они, как правило, сосредоточены на себе, на своих переживаниях, а не на самой смерти.
[23]

Заслуживает внимания еще один аспект проблемы иммортализма. «Смерть не имеет собственного бытийного содержания. Она живет в истории мысли как квазиобъектный фантом, существующий в бытии, но бытийной сущностью не обладающий.» [Исупов К.Г. Русская философия смерти (XVIII-XX вв) // Смерть как феномен культуры. Сыктывкар, 1994, с.34.] Можно сказать, что смерть пребывает в культуре как некий виртуальный объект, с которым невозможно встретиться в реальной жизни. Тем не менее в культуре можно зафиксировать стремление обнаружить саму смерть, а не только ее «следы», «знаки». Речь идет о феномене встречи со своей смертью. Смерть другого позволяет осознать свою конечность, задуматься о смысле жизни. Для близких людей смерть человека — страшное потрясение. Однако, переживание своей собственной смерти для каждого конкретного человека является более значимым, в связи с чем в культуре большое внимание уделяется символическому переживанию смерти своей.

Встреча со смертью персональной существовала в древних цивилизациях и была связана с мистериями, обрядами перехода. Цель обрядов сводилась к преображению человека, группы людей или культуры в целом. В ходе ритуала создавались условия, способствовавшие символическому переживанию своей смерти и последующего возрождения. Модель смерти-возрождения веками оттачивалась и совершенствовалась, почти не отличалась от реальной жизни. Иногда возрождение, как составная часть ритуала уже не происходило, поскольку человек не мог выйти из состояния смерти. Но те, для которых посвящение заканчивалось благополучно, пребывали в полной уверенности, что они посмотрели в лицо своей смерти. Этот опыт изменял отношение и к жизни, и к смерти. В литературе существует мнение, что подобный опыт позволяет убедится в том, что смерть есть переход в иное состояние. Можно допустить, что это действительно имеет место. Вместе с тем, подобный опыт наполняет существование новым смыслом. Посвященный вводится в духовную историю его культуры, в космогонию, становится причастным тайне, передаваемой из поколения в поколение. Новым смыслом наполняется не только жизнь, но и смерть, поскольку ее место четко определено. Смерть осознается как необходимость в космической гармонии бытия.

Й. Хейзинга, известный исследователь средневековой культуры, настаивает на том, что средневековые «Пляски смерти» своими корнями также восходят к древним мистериям. Первоначально «Пляска смерти» представляла собой танец, который впоследствии трансформировался в живопись. В вихрь этого танца были вовлечены три мертвеца и три живых человека. Чередование живых и мертвых порождает особый прерывистый, пульсирующий ритм, ритм реальной жизни, в которую неожиданно вторгается смерть во всем ее безобразии. Пляска мертвого обрывается покорным оцепенением живого. Смерть неизбежно возвращается к жизни, а жизнь, в свою очередь, неуклонно стремится к смерти. Более точно, мертвое всегда рядом с живым, [24] а живое неизбежно соседствует, соприкасается с мертвым, поскольку в первых плясках еще не изображалась символическая смерть.

Изображается именно труп, мертвец, не скелет, а мертвое тело, с втянутым, вспоротым животом. В этой мистической пляске происходит встреча не со смертью, образ которой в сознании европейского человека отождествляется со скелетом, в руках которого, как правило, были острые, режущие предметы, поскольку смерть обрезает нить жизни, а с самим собой, но уже мертвым. В одной нескончаемой пляске сливаешься, соединяешься ты сам одновременно живой и уже мертвый.

С позиций современной культуры, такая встреча рождает ужас, ужас прозрения в себе живом смерти. Если же «Пляска смерти» являлась частью мистического ритуала, то, вероятнее всего, встреча со своей смертью была элементом «модели» смерти-возрождения, позволявшей человеку осознать себя и свою жизнь частью мирового порядка, тем самым принять ее. Речь идет, в данном случае, не о смирении со смертью, а о принятии смерти, как устроительницы мирового порядка. К сожалению, все реконструкции таинства посвящения, обряда инициаций, по известным причинам, весьма приблизительны. Остается лишь только строить догадки по поводу того, каким образом в культуре складывались механизмы воздействия на психику человека, помогающие ему принять смерть и сознательно подготовиться к ней, как к одному из кульминационных событий жизни.

В современной культуре заслуживает внимания трансперсональная реальность, которая первоначально конструировалась для лечения безнадежно больных людей, а затем и в исследовательских целях. Смысл трансперсонального переживания сводится к той же цели, к которой приводит посвящение — к смерти-возрождению. Люди, соприкоснувшиеся со смертью в ходе психоделических сеансов, часто сообщают, что испытанные ими переживания были в высшей степени реалистичны и убедительны, они неотличимы от действительного умирания. Исследованием трансперсональной реальности занимались американские ученые, такие как Станислав Гроф, Джоан Хэлифакс и другие. Было замечено, что в ходе трансперсональных переживаний, у людей появляется новое представление о смерти, а именно, отношение к смерти приобретает позитивный оттенок, утрачивается страх перед ней, приходит уверенность в том, что после смерти продолжается жизнь сознания в иной форме, меняется шкала личности, в ней начинает доминировать жизнеутверждающее начало. Опыты с конструированием трансперсональной реальности приобретают в современной культуре все большее значение.

Новое время сформировало у человека отношение к смерти, как к чему-то отвратительному, безумному, вторгающемуся в комфортный, обжитой человеком мир. В современной культуре утрачено понимание того, что смерть и жизнь взаимно зависимы. Трансперсональный опыт возвращает полноценное существование, истинное переживание каждого мгновения жизни, ведет к приятию смерти, которое гармонично вписывается в фактуру культуры.

Похожие тексты: 

Добавить комментарий