Утопия как реконструкция мифического «Времени Оно» (на примере древнекитайских и древнегреческих утопий Конфуция и Гесиода)

УДК 130.2

[91]
Аннотация: В статье представлена попытка интерпретации социальных утопий периода «осевого времени» как реконструкции мифического «Времени Оно». На примере сравнения утопических представлений Конфуция и Гесиода показаны как культурно-цивилизационная специфика ухроний, обусловленная религиозными верованиями их создателей, так и универсальность представлений человека о «золотом веке». Акцент делается на временную векторную направленность утопических представлений по оси «прошлое – будущее».

Ключевые слова: утопия, ухрония, «осевое время», «Время Оно», образец, «золотой век».

Во многих традиционных культурах существовали представления о мифологическом первоначальном времени – эпохе всеобщего благополучия в Начале мира. Это время с точки зрения представителей древних, архаических обществ, было совершенным за счет своей максимальной близости к эпохе творения мира. Это было время справедливости и торжества непреложной истины.

Грезы об утерянном идеале стали особенно актуальны в эпоху «осевого времени» - периода внутреннего надлома, когда на важнейшие для человека экзистенциальные вопросы перестали давать ответ миф и религия, вследствие чего начался постепенный переход к рациональному пониманию мира 16, с. 32-50. Эта онтологическая катастрофа, безусловно, не могла остаться не осмысленной людьми, продолжавшими видеть в прошлом идеал. Таким образом, цель данного исследования – рассмотреть мифологические и религиозные основания утопических представлений, сложившихся в период «осевого времени» в древнекитайской и древнегреческой традиции, и оценить оправданность интерпретации утопических мотивов VIII-VI вв. до н. э. в качестве реконструкции мифического «Времени Оно».

Методологической основой нашего исследования являются труды выдающего отечественного востоковеда Н.И.Конрада, в середине XX века пытавшегося сравнить культуры Запада и Востока. Сравнительный метод представляет огромный интерес, поскольку, сопоставляя восточную и западную цивилизации, можно максимально выявить как противоречия, так и сходства. Еще одним методологическим

[92]основанием нашей работы является концепция известного религиоведа и культуролога М.Элиаде, представляющая миф как «сакральную историю, …произошедшую в достопамятные времена «начала всех начал», in illo tempore лат.) 14, с. 33.

Термин «утопия» впервые был употреблен в 1516 г. английским философом, писателем-гуманистом Томасом Мором в названии его труда: «Весьма полезная, а также занимательная, поистине золотая книжечка о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия». Этот остров и был образцом идеального в представлении Мора государства на Земле. Слово «утопия» было составлено им с использованием греческого языка: ou– отрицательная приставка, topos- место, то есть «место, которого нет». Сегодня «утопия» – понятие, используемое для обозначения воображаемого идеального общественного строя и сочинений, содержащих нереальные планы этих преобразований. Как считает А.А.Грицанов, начало формирования утопического жанра ознаменовало критическое осмысление людьми окружающей действительности и всеохватывающих кризисных явлений общества. Утопия – это своего рода мечта о совершенстве мира, всеобщем счастье и благополучии.

В современной социально-философской традиции принято несколько вариантов классификаций утопий. Конечно, как отмечает в своей статье Ю.О.Сокотун, типология в данном случае «не является панацеей» ввиду своей условности, но все же для более последовательного исследования она необходима. Исследователь предпринял попытку систематизации различных вариантов типологизации утопий.

• По принципу подлинности: «утопии», «полуутопии», «квазиутопии» (Ф.Полак);
  
• По принципу направленности действия: «утопии бегства» и «утопии реконструкции» (Л.Мамфорд);
  
• По принципу локализации идеала: «утопия», «ухрония» (Ф.Мануэль);
  
• По принципу социально-классового содержания идеала: буржуазные, пролетарские, патриархально-крестьянские и так далее;
  
• По социополитическому содержанию: либеральные, социалистические, анархистские, фашистские и др. [ref=14 list=110[/ref].
  

Наибольший интерес типологизации утопий с точки зрения нашего исследования представляет классификация Е.Шацкого, который выделяет такой вид утопий как ухрония – изображение безмятежного «когда-то» или «когда-нибудь», т.е. идеального общественного устройства либо в прошлом, либо в будущем 12. В контексте нашего исследования наибольший интерес представляют ухронии, поскольку они коррелируют с понятием «Время Оно». «Время Оно» – это время первотворения, «изначальная райская эпоха». У «Времени Оно» нет четких границ, оно действенно и является вместилищем любого творения, поскольку именно тогда был создан всеобъемлющий божественный Космос из Хаоса 14, с. 60.

Человек архаического, древнего общества, как считал М.Элиаде, «…ощущал себя неразрывно связанным с Космосом и космическими ритмами, в то время как современный человек – с Историей». Историческое же мышление профанно, обыденно. Современное общество, опирающееся в своем существовании на него, видит

[93]ценность лишь в цепи последовательно сменяющихся исторических фактов. Древний человек, вне зависимости от общества, в котором он жил, воспринимал мир более полно. Время для него являлось сакральной категорией: Мифическое Время, Время Оно, Время до Времени – время первотворений, первообразов 14, с. 8.

Корреляция понятия «утопия» с понятиями «миф» и «религия» была произведена И.С.Шестаковой, которая отмечает, что миф оказывает большое влияние на характер утопий: «Сакральное, вечно пребывающее время мифа, отрицающее развитие событий в каком-то определенном направлении, в утопических проектах проявляется как попытка порвать с историей, достичь раз и навсегда совершенного состояния» 13.

Основным моментом сходства между утопическим и религиозным сознанием И.С.Шестакова видит в том, что и религия, и утопия возникли как явления некоей духовной оппозиции, они – результат творчества массового сознания, нуждающегося в утешении, надежде или хотя бы мысленной компенсации своих страданий. Обе имеют тенденцию переведения абстрактных представлений на язык образов, в обеих преобладает вера. То есть, по мнению И.С.Шестаковой, в качестве самого главного критерия для сходства религии и утопии является наличие идеала, совершенного образа.

К числу различий И.С.Шестакова относит механизм развертывания этого идеала, а также его локализацию: зачастую, религия говорит о принципиальной неустранимости зла в этом мире и о достижении идеала в мире Ином, а утопия утверждает, что достижение идеала возможно и в современной реальности. И религия, и утопия – продукты распада мифосознания, влияние религиозного мировоззрения на утопию, несомненно. Утопия стремится вытеснить религию с тем, чтобы встать на ее место.

Проблема корреляции утопических идей восточных и западных мыслителей была затронута А.С.Мартыновым, который отмечал «…глубокое несходство китайского утопизма с европейским» 7, с. 10. В то же время существует ряд базовых исследований, методология которых позволяет сопоставлять культурные феномены Востока и Запада.

Прежде чем анализировать утопические представления, имеющие место в конфуцианской философской традиции и поэмах Гесиода, необходимо дать краткую характеристику исторического фона эпохи.

Жизнь Конфуция (кит. Кун-цзы) (551-479 гг. до н. э.) – великого философа, положившего начало «официальной идеологии» китайской цивилизации, приходится на первый этап правления династии Восточная Чжоу – Чуньцю (VIII-V вв. до н. э.). Можно сказать, что эпоха Кун-цзы – постепенный отход от раздробленности, вызванной широкой раздачей уделов правителем-ваном своим ближайшим сподвижникам и родственникам во время правления Западной Чжоу. Именно в Чуньцю количество удельных княжеств постепенно сократилось с нескольких сотен до одного десятка крупнейших, столкнувшихся впоследствии в период Борющихся Царств (Чжаньго) в решительной битве за объединение Китая. Время Конфуция характеризуется соперничеством «ста школ», предлагавших собственное видение дальнейшего существования Китая. Во время Конфуция среди философов и мыс[94]лителей постепенно начинает превалировать мысль о возможности единоличного централизованного правления в Китае 1, с. 198-200.

Время жизни Гесиода (период архаики – VIII-VI вв.) – эпоха интенсивного развития греческого государства после разрушения микенской цивилизации дикими северными племенами и долгих Темных веков. В это время складывается система государственной власти, формируются полисы – города-государства, составляющие ядро государственной структуры. Начинает постепенно развиваться философская мысль, которая к эпохе классики достигнет пика своего развития. Форсированными темпами развивается кораблестроение, ведется активная внешняя торговля, что создает прочные предпосылки для дальнейшего морского могущества Греции.

Характеризуя в целом историческую эпоху Гесиода и Конфуция (VIII-VI вв. до н. э.), являющуюся эпохой «осевого времени», следует отметить некоторую схожесть внутриполитического развития Древней Греции и Китая. Данное сходство может быть объяснено стадиальной синхронностью протекающих в Древнем Китае и Древней Греции этногенетических процессов а, соответственно, и императивов поведения. В переломные для государств и населения эпохи в разных уголках земного шара сходные императивы поведения рождают сходные ответы представителей интеллектуальных элит, как на Востоке, так и на Западе. В частности, представления об идеальном обществе и государстве 8, с. 303-308.

Отталкиваясь от тезиса И.С.Шестаковой о том, что при «…сопоставлении утопического сознания и мифологии…исходная форма мифологии исключает утопию», рассмотрим взаимоотношения мифа и религии. По мнению известного русского философа А.Ф.Лосева, миф возможен без религии, в то время как религия без мифа невозможна. Следовательно, миф является составной частью религии. В связи с этим огромную значимость приобретает форма религии и ее связь с мифом в том или ином историко-культурном регионе.

Религия в древнем Китае в эпоху жизни Конфуция отличалась существенным «…ослаблением иррационального начала и возвеличиванием рационального начала этики», подчинением «…религиозно-этических норм требованиям социальной политики и администрации» 2, с. 286. Традиционной связи «бог-личность» в Китае соответствовала связь «небо – земное общество», где Небо выступало как символ высшего порядка и благоденствия. Медиатором между Небом и обществом являлась фигура совершенномудрого правителя, Сына Неба. В конфуцианском религиозном ритуале доминировала форма, которая выступала в качестве эквивалента религиозного содержания. Конфуцианство играло роль официальной государственной идеологии и, не будучи по большому счету религией, стало, по мнению Л.С.Васильева чем-то «большим, чем просто религия» 2, c. 308, оно – квинтэссенция китайской цивилизации, самая ее суть». Греческая религия, по мнению М.Элиаде, чрезвычайно сложна. В основе ритуала древнегреческой религии архаического периода лежит миф. Но особый тип греческого сознания, по замечанию М.Элиаде, «…не исключал поиска богов и божественного начала, а, напротив, предполагал осознание и систематизацию…отношений с ним» 15, С. 101.

[95]В утопическом сознании человека древних цивилизаций воспроизводится два варианта картин лучшей реальности – «золотой век» и «дальние страны». Под утопией и утопизмом в древнекитайской традиции А.С.Мартынов понимает такую форму «…коллективного или индивидуального духовного творчества, главной темой которого является «лучшая реальность» 7, с. 11. Все философские школы эпохи Китая периода древности были причастны идее «золотого века», соотнося его с разными периодами китайской истории. Что же касается конфуцианской школы, то отсчет китайской истории она ведет с царствования императора Яо и именно с ним соотносит свой «золотой век».

Для развития конфуцианского утопизма в эпоху древности были созданы идеальные условия, которые выражались в наличии феодальной раздробленности и единстве культуры. Конфуцианцы разрабатывали проблему наилучших образцов социального поведения и методов управления государством для процветания последнего, так, как это было при великом совершенномудром Яо. Обязательной фигурой, гарантирующей благополучие государство и социума, его процветание являлась фигура мудреца, которая и представляла собой ядро конфуцианской утопии. Таким образом, наличие мудреца в государстве позволяло реконструировать образцовое государство Яо. А наличие первообраза мудреца в философской конфуцианской традиции отсылает нас к in illo tempore – самому началу китайской социальной истории, позволяет нам провести параллель между конфуцианскими утопическими образцами и мифическим «временем Оно», которые и являются отправной точкой дальнейшей социальной истории Поднебесной.

А.С.Мартынов отмечает, что конфуцианская традиция для реконструкции идеальной древности полагала необходимым наличие нескольких важных социальных типов, каждому из которых отводилась своя роль в обществе: высшая государственная власть должна принадлежать совершенномудрому, а помогать ему должны мудрые и благородные. Особенность конфуцианской ухронии заключается в наличии некой завуалированности космического масштаба преобразований. Так, внешняя политизированность и прагматизм утопии имеет не только социальный, но и второй уровень, и, по мнению А.И.Кобзева «…представляет собой попытку выйти за пределы социально-политической проблематики на онтологический и космический уровень» [5, с. 61.

Проблема утопизма в китайской традиции перекликается с аналогичной проблемой в древнегреческой предфилософской традиции «осевого времени». Поэма «Труды и дни» великого беотийского крестьянина Гесиода, как отмечает В.А.Гуторов, стала отправным пунктом рационалистических утопий античности 3, с. 76][3, с. 76]. Поэма включает в себя миф о совершенстве первоначальных времен и их последующей «девальвации» от «золотого века» к «железному». Поэма Гесиода, безусловно, содержит утопические элементы описания счастливой жизни, которые являются атрибутом «золотого века», а Зевс, как верховное божество, выступает в качестве гаранта справедливости. Но эти счастливые времена сменяются упадком и страданиями вследствие огрубления человеческой природы.

В данном случае интересно отметить, что греки, в отличие от китайцев, плохо знали свое прошлое. А.В.Семушкин подчеркивает, что «запечатленное в преда[96]нии прошлое было для грека тем синкретическим неопределенным образованием, в котором …можно отыскать все, что угодно, …в том числе и осуществленный некогда идеал» 9, с. 89[9, с. 89]. В то же время А.В.Семушкин убежден, что для грека как героический, так и теогонический эпос – это воспоминания о прошлом».

Представление же о мифе в древнекитайской культуре, на наш взгляд, более всего созвучно определению мифа М.Элиаде как священной истории, произошедшей реально. Начало истории Поднебесной мыслится вполне исторично, и даже период правления Яо имеет определенные хронологические рамки – 2356-2256 гг. до н. э. В то же время, несмотря на выраженную историчность китайской мифологии и ее реалистичность, обращение к мифологеме «золотого века», «золотой древности» в китайской утопической традиции можно квалифицировать как попытку реконструкции «Времени Оно». Конфуцианский ритуал, являющийся основой китайской «религии», как и любой ритуал в принципе является «сакральным», первоначальным временем. По мнению М.Элиаде, ритуалом тоже может быть обозначено мифическое время в силу его способности к повторению некогда заданного образца.

Несмотря на рационализм китайской культуры и мистериальность древнегреческой, реакция общества на «рацио» имела схожие формы и в Китае, и в Греции и выражалась в преследовании и уничтожении философов в эпоху классики, следовавшей за периодом «осевого времени». Так, суды над греческими философами Анаксагором и Сократом, продажа в рабство Платона, изгнание Диагора вполне сопоставимы с расправой над конфуцианскими философами и сожжением философских книг в 213 г. до н. э. при императоре Цинь Шихуанди.

Таким образом, ухронии, возникшие в древнегреческой и древнекитайской философской традиции периода «осевого времени», могут быть рассмотрены в качестве своего рода реконструкции мифического «Времени Оно» – «…времени начала всех начал, первопредков, первопричин и перводействий, времени установления норм общественной и социальной жизни» 4, с. 227. В исследовании утопических представлений Конфуция и Гесиода следует обратить внимание на их неразрывную связь с мифом в понимании известного религиоведаМ.Элиаде. Эти утопии обращены в прошлое (к «золотому веку») и коррелируют с мифом о вечном возвращении – возвращении в мифическое образцовое время, которое дает людям надежду на обретение утраченного первоначального счастья.

The Utopia as the Reconstruction of the mythological “That Time” (as exemplified in the Ancient Chinese and Greek Utopias of Confucius and Hesiod)

Valeriya Tsukanova

Abstract: The article represents an example of the “Axial Age” social utopias interpretation as an attempt of the mythical “That Time” reconstruction. The cultural and civilization specific of the uchronia conditioned by the religious beliefs of its creators and the universality of the human [97]notion about “the golden age” are shown on the example of the compared utopian conceptions of Confucius and Hesiod. The vectorial orientation of the utopian conceptions on the axis “the past and the future” is emphasized. Keywords:utopia, uchronia, “Axial Age”, “That Time”, pattern, “Golden Age”.