В одном из научных сборников, посвященном методологическим проблемам самоорганизации в природе и обществе, в разделе «Самоорганизация в культуре и образовании» была опубликована партитура симфонического произведения1. Возник вопрос: «насколько уместна в научном сборнике подобного рода публикация»? То, что культура разговаривает с нами на разных языках – известно. Но не произошла ли в данном случае путаница жанров языка науки и искусства? Думаю, нет. Ибо с философско-культурологической точки зрения позиция авторов сборника оказалась вполне корректной. Как такое стало возможным? – предмет размышления в данной статье.
Культурологический метод требует осознания культуры как разной изнутри, так и целостной и неделимой самой по себе, имеющей свою неповторимую меру. Мера этой целостности представлена взаимодополнительностью материальных и духовных ценностей, выраженной в языке. Язык культуры - своеобразный симбиоз разного в едином и единого в разном. Мозаика языковых средств культуры свидетельствует не только о том, что многогранность и многофакторность культуры имеет соответствующую разноликость символико-лингвистических форм выразительности, но и в том, что язык культуры как целостности неделим, ибо его мера не сводима ни к совокупным, ни к интегративным, ни к единичным формам, составляющим эту целостность. Мера языка культуры есть системное свойство, схватывающее свою тотальную самоценность. Этого уточнения достаточно, чтобы признать вполне оправданным соотнесение языка науки и языка искусства с целью выявления их специфики и единого культурологического основания.
В чем же специфика и структура художественно-метафорического мышления в культуре? Чем этот язык отличается от языка мифа, миметических копий и логических структур науки? Кратко рассмотрим эти вопросы.
Будем исходить из того, что природа метафоры имеет синкретно- синтезорованную целостность, существование которой состоит из взаимодополнительности мифического, иконического и инвариантного аспектов. Однако мера метафорического к ним не сводится.
Мифологический аспект в метафоре – это ее субстрат. Самодостаточность мифа в культуре состоит в том, что он не рефлексивен логически, хотя и оперирует вербальными символами. Терминологический аппарат мифа существует только для того, чтобы описать содержательность мироощущений человека и его размышлений по поводу своей укорененности в мире и мира в себе. Мифологическая «рефлексия» антропоморфна и потому чувственно-эмоциональна. Она одномоментно экзистенционально конкретна и предельно абстрактна и в силу этого – тотальна. Эмоциональная рефлексия в мифологическом мышлении организована по принципу «все во всем». Поэтому миф это не объяснение явлений, не теория, но форма онтологически выраженного «вымысла-смысла», всегда принимаемого и переживаемого как событие реальной действительности. Миф, выражаясь словами Хосе Ортеги-и–Гассета, лишь ощущает тепло солнца, но солнца самого не видит. Поэтому содержание мифа воспринимается человеком на уровне «чуда». Такая наивность и одновременно глубина мифологического мышления для человека исторически первична и вместе с тем, всегда актуальна. Без мифического мироощущения человек теряет свою меру и всякую ориентацию в целостном мире природы и космоса.
Иконический аспект мышления в культуре отличается от мифологического гностической доминантой и элементарной формой логической рефлексии. По сути дела эта «свое-иное» бытование того же мифа в культуре. Если в мифе нет различий между знаком и денотатом, то иконический знак требует этого, как различений между условностью идеальных моделей и безусловностью реальных предметов, которые они замещают. Но степень условности иконического мышления остается как бы «безусловной», поскольку семантика «знака-образа» требует от его семиотики точного копирования формы своего денотата. Отсюда наглядность формы последнего представлена в иконическом мышлении идеографически. Она всегда узнаваема. Язык его признается «языком фактов самой жизни». Условность содержания иконического знака настолько прозрачна, что представляет собой более или менее точное копирование денотата. Ярким примером иконического знака является фотография. В отличие от мифа иконический знак не описывает впечатления полученное от мира предметов и событий, но пишет жизнь по принципу мимезиса. Этот принцип становится основанием и предтечей нормативно-канонического или инвариантного мышления в культуре.
Инвариантный тип мышления – третий виток на пути обретения метафорой своей самодостаточности. Особенность ее в том, что инвариантный знак не претендует на какое-либо сходство с денотатом. Это знак, где уровень семантической условности достаточно высок. Здесь через иконически данный текст важно выявить подтекст, т.е. скрытый смысл, характеризующий существенные признаки денотата. Инвариантный знак раскрывает свою семантику через процедуру интерпретации. Интерпретация - это такая «...работа мышления, - пишет П.Рикер, - которая состоит в расшифровке смысла, спрятанного в очевидном смысле, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении...»2. Главная особенность этого знака состоит в том, чтобы скрытые в нем смыслы и значения интерпретировались людьми одинаково, т.е. инвариантно. Если иконическое мышление - это мышление в формах самой жизни, то инвариантное мышление - это язык сущностей, науки, голых схем, формул, всевозможных нормативов и канонических принципов. Основная забота инвариантного мышления состоит в том, чтобы ранее добытые знания и опыт всегда работали в настоящем времени, чтобы «истина» превращалась в «правду» жизни, как в свой аксиологический вариант, а логика – в ее ритм и смысл. Мир инвариантных символов многолик. Это социальные, правовые, политические, религиозные, экономические и т.п. идеи (смыслы), выраженные в соответствующей символической форме. Пример тому: буквенные, математические, нотные, денежные, нумизматические, обрядовые, рекламные, религиозные, юридические, военные и т.п. символы-знаки.
Сила инвариантного мышления в культуре состоит в том, что оно создает алгоритм движению жизни, обнажает ее логику, каркас и сущностные параметры, демонстрирует незыблемость принципов и традиций, превращая их в технологичность образцов и нормативную тиражированость. Слабость – в механистичности нормативов и в их неспособности жить по законам творчества и развивающейся гармонии. Последнее становится доступным только в метафоре, которая представлена как художественно-эстетический тип мышления в живой культуре.
В отличие от мифа, иконического и инвариантно-логического, метафорическое мышление принадлежит к предельному типу условности, скрытый смысл которого неоднозначен и вариативен. Метафора – это иносказательно выраженная мысль, суть которой представлена в знаке системным свойством интегративных смыслов. Метафора представляет собой действие ума с чьей помощью постигаемо то, что не под силу понятиям. Метафора всегда целостна и эмоциональна, но в отличие от мифа она рефлексируема как игра воображения. Представляя собой гармонию разного (мифического, иконического, инвариантного), метафора не теряет своей меры. Если в мифологическом смысле она эмоциональна и целостна, в иконическом – абсурдна, в инвариантном – сущностна и парадоксальна, то в собственно метафорическом смысле, она всегда индивидуальна и одновременно универсальна. Эвристическая значимость метафоры состоит в том, что она формирует оптимизм в решении проблем живой культуры, воспитывая человеческие качества личности, в частности ее способности творить по законам красоты. Секрет метафоры в том, что она не дана воспринимающему в полном объеме, она для него лишь исходный материал своего рождения. В ней всегда наличествует определенная недосказанность и тайна, разрешить которую предстаит самому субъекту. Принцип художественно-эстетического (метафорического) мышления в культуре находит свое выражение в культуре искусством. Художественная метафора ставит перед человеком воспринимающим ее содержание вопрос не «как в жизни», а «как жизнь»…. А «как жизнь»? Чтобы ответить на этот вопрос, надо, по меньшей мере, знать «как в жизни». Искусство оставляет возможность своему субъекту постичь содержание метафоры через соучастие в конструировании ее смысла, приглашая к сотворчеству. Можно сказать, что метафора – это художественно-эстетическое произведение культуры, рожденное в сотворчестве автора, исполнителя и публики.
Художественно-эстетическое мышление уводит нас в мир аллюзий лишь с одной целью - дать почувствовать прелесть жизни во всей ее полноте и цельности, на что не способны примитив иконического и логическая ограниченность инвариантного символов. Важно лишь понять, что художественно-метафорическое мышление выражает правду жизни не сциентистски, но эмоционально-эстетически, что прекрасно выразил Л.С.Выготский, размышляя об отношении искусства к жизни: «Искусство относится к жизни, как вино к винограду»3...
В заключение можно резюмировать следующее.
- Культура - это язык, который создали люди по образу и подобию своего отношения к миру для общения между собой.
- Структура языка культуры четырехедина - это язык мифических впечатлений и магически – ритуальной духовности, язык»механических» копий, язык логических структур и метафорический язык эстетических эмоций. Эти языки находятся по отношению друг к другу в отношении взаимодополнительности.
- Все они важны в нашем культурном становлении и развитии и всеми ими необходимо владеть с достаточной долей совершенства.
- В современной практике культурного становления личности еще много перекосов в сторону абсолютизации языка объектного, технократического мышления. Вместе с тем идут небезуспешные поиски перестройки системы непрерывного образования и воспитания людей в русло формирования целостной, гармонически развитой языковой культуры личности.
- [1] Самоорганизация в природе. Вып. 2. Вопросы самоорганизации в природе и обществе. Т. 2. ТГУ, 1998. C 332-335
- [2] Рикер П. Существование и герменевтика// Феномен человека. Антология. М.: Высшая школа, 1993. С. 127
- [3] Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1968. С. 223
Добавить комментарий