Эпикурейская пирушка

[453]
Окна моей квартиры выходят на маленькую улочку, по которой от Факультета к метро и от метро на Факультет спешат философы — состоявшиеся и начинающие, зрелые и молодые, мои учителя и мои ученики. Молодое поколение и не знает, что еще лет двенадцать назад с этой улочки начиналась «философская тропа», ведшая к заветной «точке» в Тамбовском переулке. Там торговали пивом.
Известно, что пираты пьют гавайский ром, гусары — «Вдову Клико», суперагенты — «Дон Периньон», но петербургские философы — пьют пиво. Некоторые, правда, предпочитают коньяк, а особо выдающиеся не пьют совсем. Любовь петербургских философов к напитку из ячменя и солода, несомненно, связана с влиянием западной, прежде всего, немецкой философской традиции, в то время, как московским философам свойственно пристрастие к квасу и водке. Наши философы — не просто любители, но тонкие знатоки и ценители, выбирающие особые сорта этого пенящегося напитка, взбадривающего их творческий разум.

В Древней Греции пиво было известно с VII века до н.э., однако считалось напитком варварских народов — египтян, фракийцев, скифов и проч., той же репутацией пользовалось оно и у римлян. Источники молчат о том, что любимые мною эпикурейцы пили пиво. Однако, глядя на моих коллег, получающих истинное удовольствие от этого напитка, я все больше и больше верю в то, что Эпикур просил своего друга прислать ему не только «горшечного сыра, чтобы было можно пороскошествовать» (Diog. Laert. X,11), но — и пива тоже. Какая же без пива философская пирушка!

В Палатинской антологии сохранилось четыре эпиграммы Филодема, в которых описываются дружеские пиры эпикурейцев. Наиболее знаменитая из них обращена к Люцию Кальпурнию Пизону (АР XI, 44). Это приглашение на день рождения Эпикура.

В эпикурейских философских кружках большое значение придавалось совместным трапезам. Начало этой традиции заложил сам Эпикур, призвав своих учеников в завещании праздновать его день рождения в десятый день гамелиона (Diog. Laert. Х, 18). (Эта дата противоречит указанию Аполлодора в «Хронологии», писавшего о [454] седьмом дне. В. Шмид предположил, что Эпикур перенес празднование своего дня рождения с седьмого на десятый день священного месяца, чтобы оно совпало с днем, посвященным Аполлону 1, которому, кроме десятого дня гамелиона, был посвящен каждый двадцатый день месяца.) Эпикур призывал отмечать не только свой день рождения, но и устраивать празднования в честь выдающихся своих последователей, среди которых были его братья, Метродор (любимый ученик, умерший на семь лет раньше учителя), а также Полиэн. Кроме того, Эпикур писал о необходимости отмечать двадцатый день каждого месяца как день основания школы в память о нем и Метродоре. С одной стороны, совпадение имени основателя школы и одного из прозвищ Аполлона — Эпикурий — могло привести к тому, что днем формального основания Сада как школы был выбран двадцатый день месяца, когда в Афинах устраивали пиры, посвященные Аполлону. С другой, подобно нигилистам кружка Кинесия, пировавшим в запретные дни, Эпикур, вероятно, хотел противопоставить обычаи своей школы традиционным правилам, заменив ритуальную трапезу в честь бога дружеским пиром в честь людей, достигших состояния богов.

Филодем приглашал Пизона в свою «скромную хижину», «в день двадцатый желая отметить наш праздник любимый» 2. Причем речь в эпиграмме идет не просто о двадцатом числе какого-то месяца, а о двадцатом числе месяца гамелион. Таким образом, у римских эпикурейцев произошло смешение реальной даты рождения учителя (седьмой день гамелиона) с днем, посвященным школе (двадцатый день каждого месяца) (Сic. De finib. II, 101). Двадцатое гамелиона — самый праздничный для римских эпикурейцев день. Тем не менее, Филодем не обещал Пизону яств и хиосского вина (самого лучшего из греческих вин), однако утверждал, что пир будет пышным. Что же имелось в виду?

Эпикур считал естественным стремление человека к наслаждению, понимаемому как уклонение от страданий, и к достижению спокойного и радостно умиротворенного состояния духа. Он писал: «Когда мы говорим, что удовольствие есть конечная цель, то мы разумеем не удовольствия распутников и не удовольствия, заключающиеся в чувственном наслаждении, как думают некоторые… неправильно понимающие, но мы разумеем свободу от телесных страданий и от душевных тревог. Нет, не попойки и кутежи непрерывные, не наслаждения мальчиками и женщинами, не наслаждения рыбою и всеми прочими яствами, которые доставляет роскошный стол, рождают приятную жизнь, но трезвое рассуждение, исследующее причины всякого выбора и избегания и изгоняющее (лживые) [455] мнения, от которых душу объемлет величайшее смятение» (III, 131-132).

Филодем приглашал Пизона присоединиться к «кругу друзей», чтобы услышать речи «более прекрасные, чем на феакийской земле». Филодем сравнивал пирующих и наслаждающихся беседой эпикурейцев с описанным в «Одиссее» народом феаков, блаженных жителей счастливого острова Схерия, корабли которых без помощи кормчего могли достичь любой страны. Еда и напитки на этой эпикурейской пирушке — лишь скромное дополнение к пышному пиру духа.

В другой эпиграмме (АР XI, 35) говорится о пире в складчину. Один из друзей принес капусту, другой — соленую рыбу, третий обещал принести печень, четвертый — немного свинины. Угощение — более чем скромное по римским понятиям. Филодем объяснял, что он не стремится к дорогим яствам: «горло мне освежайте дешевым вином Митилены» (АР XI, 34). Испытавший влияние философии Эпикура, глубокий знаток изысканных блюд, напитков, сложных сочетаний вин и кушаний, великий гастроном и великий поэт, Гораций (Sat. II, 4) указывал, тем не менее, что он предпочитает трапезу скромную, но сопровождаемую беседой с друзьями и единомышленниками:

Важнейшие, ключевые проблемы эпикурейской философии обсуждались именно за дружеским столом. В древнегреческой этике вообще большое значение придавалось дружбе, и эпикурейская дружба славилась не менее пифагорийской. Эпикур писал: «Дружба обходит с пляской вселенную, объявляя нам всем, чтобы мы пробуждались к прославлению счастливой жизни» (Sent. Vatic. LII). Цицерон отмечал, что для Эпикура и эпикурейцев из всего, что мудрость подготовила для счастливой жизни, нет ничего более значительного, приятного и плодотворного, чем дружба (Сic. Dе finib. II. ХХ. 65).

Любопытно, что Цицерон неоднократно указывал, что считавший себя эпикурейцем Луций Кальпурний Пизон не предан учению Эпикура по существу, но увлечен одним только словом «наслаждение». Цицерон писал, что Пизон восхвалял философию удовольствия, не понимая, какое удовольствие имеется ввиду (Сic. Red. [456] Sen.VI, 13-14; Рis.69). Цицерон писал, что мнимые эпикурейцы понимают под наслаждением не безмятежность духа, а обжорство и пьянство (Сiс. Рis.20). Цицерон противопоставлял Пизону находившегося под его покровительством Филодема, который, по его мнению, проводил «различия и разделения» в том, что такое наслаждение и добродетель (Сiс. Рis.69). Однако из текста приглашения, посланного Филодемом своему патрону, видно, что Пизон прекрасно осведомлен об особенностях эпикурейского пира и о его причинах, что, несомненно, свидетельствует о вовлечении его в круг подлинных эпикурейских ценностей.