Когда говорят об онтологии чего-нибудь, имеют в виду бытие этого чего-нибудь. К примеру, выражение «онтология техники (языка, искусства, науки, etc.)» подразумевает относительно независимую реальность техники и т.п. в опыте человеческого существования. Даже несмотря на то, что именно человек является творцом (или со-творцом?) техники, но она, будучи создана, в какой-то момент отрывается от создателя и начинает существовать по своим собственным законам, уже, может быть, неподконтрольным автору. Последний может по своей воле создать нечто, но, в силу необратимости человеческого времени, ему не всегда удается вовремя упразднить это нечто (как в мифе о творении Голема). Следствие начинает оказывать обратное неожиданное воздействие на причину, демонстрируя свою самобытность, т. е. онтологичность.
Постоянный для философии вопрос о бытии звучит за пределами субъект-объектной матрицы. Поэтому суть онтологической проблемы техники заключается не только в ее засоряющем распространении в объективно-материальной сфере, а также не только в том, как научить субъекта экологически чисто ее производить и использовать. Корень проблемы не находится ни в субъекте, ни в объекте, а скорее в том, что создает саму субъект-объектную дифференциацию. Если техника способна осуществлять деление единого неделимого бытия на двоицу субъективного и объективного, то именно в этом и состоит ее онтологическая проблематичность.
Если сводить проблему техники только к контексту объективной реальности, то ее онтологический статус кажется обоснованным в силу ее вещественной весомости и материальной ощутимости для субъекта. Но, повторимся, техника - ни в субъекте, ни в объекте, а в границе между ними. Она касается их обоих и тем самым влияет на них, но качественно различным образом: изменяя объект материально, а субъект — идеально.
Аристотель утверждал, что потенциально сущее становится актуально сущим благодаря актуально сущему. Иначе говоря, актуализация одного из моментов субъект-объектной двоицы возможна при всегдашней актуальности единого бытия. Переход от возможности к действительности, по Аристотелю, не следует понимать так, что возможность онтологически первична. Для сущего, вероятно, дело обстоит именно последним образом, но не для бытия вообще. Аристотель не случайно проводит это различие в актуальности (действительности) как таковой: на ту, которая есть, и на ту, которая может быть.
Эти методологические оговорки и пример с техникой приводятся для того, чтобы задать предварительный контекст для обсуждения вопроса о правомочности онтологии воображаемого. В чем здесь коренится суть проблемы? Если техника кажется реальной объективно, то, по контрасту с этим, реальность воображаемого (т. е. того, что воображается человеком внутри самого себя) представляется субъективной, даже сугубо субъективной. Человек может воображать что угодно и как угодно и в этом отношении пределов воображению, вроде бы, не положено. Воображаемым может быть все и даже, наверное, ничто. Более того, мнится, что воображаемое и есть это ничто из всего реально существующего. В принципе, человек может воображать для излишества все то, что им прочувствовалось и осмыслилось. На вопрос о том, зачем человеку нужны чувства и мышление, легко, вероятно, дать ответ — для того, чтобы удобно и уверенно расположиться в мире. А вот какова цель воображения? Имеет ли воображение, кроме прикладного и служебно-функционального значения, цель в себе самом? Или это всего лишь целесообразность без цели?
По признанию одного поэта, он мог бы обойтись без необходимого, а вот без излишнего — нет. Наверное, именно благодаря такой установке он и был настоящим поэтом, которому уготована участь быть изгоем в прагматически ориентированном социуме. Воображаемое представляется утилитарно настроенному сознанию таким излишком субъективной реальности, который нужно изгнать за ненадобностью. И этот излишек вываливается в объективную реальность, где его тоже не особенно-то ждут. Воображаемое излишне и для субъекта и для объекта. Оно не есть в субъективно-объективном смысле этого слова, а только всегда может быть, будучи по этой причине вытесняемым в границу того и другого. И вот это актуальное «может быть», как раз, создает онтологически значимую проблему. Его иногда начинает остро не хватать, особенно в тех ситуациях, когда утилитарное сознание удовлетворило, казалось бы, все свои насущные потребности.
Вопрос о технике не случайно был затронут в начале разговора: выясняется, что он соотносится с вопросом о воображаемом с точки зрения субъект-объектной границы, обладающей диалектическим свойством одновременного разделения и объединения. И техника и воображаемое имеют автономное существование в пространстве этой границы, то сжимая, то расширяя ее — до тех пор, пока она не запульсирует в своем собственном режиме. Сама техника и есть преображение объекта воображающим субъектом. Причем субъект технически преображает объект с той скоростью, с которой он совершенствует технику своего воображения, увеличивая и осваивая пространство воображаемого «может быть». Здесь возникает еще один онтологический вопрос: как соотносятся искусственное и естественное воображение?
Человек, по какой-то неясной пока причине, не удовлетворяется чувственной воспринимаемостью и умопостигаемостью реальности, но и оценивает ее через мнимую сферу воображаемого. Не является ли этот пустой (а если и заполненный, то только призраками, с трудом договаривающимися об очередности своего воплощения) шар образом самого бытия? Ведь бытие, согласно М.Хайдеггеру, есть ничто из сущего. Не является ли само воображаемое таким родом сущего, исключительная реальность и специфика которого заключается именно в том, чтобы быть ничем из сущего? Если такое может быть (а в воображении все может быть), то правомерно поставить следующие методологические онтологические вопросы: как соотносятся бытие и воображаемое? Как возможно бытие воображаемого, а значит, воображение бытия? Кто и как, в конце концов, вносит порядок во внутренний хаос воображаемой сферы?
Подобные вопросы, в несколько иных выражениях, ставились многими философами, представляющими проблему воображения в свете онтологии. Бытийный статус воображаемого интересовал и древних философов и современных, например, М. Хайдеггера, Ж.-П. Сартра,
Г. Башляра, А.Ф. Лосева, Ю.М. Бородая и др. При всей разности подходов и трактовок, можно говорить о существовании определенной традиции исследования этой проблемы. Хотя в силу ее виртуальности здесь еще не разработан единый язык обсуждения, не упорядочена методология изучения, не осознана теоретическая значимость, не опробованы практические следствия и т. д.
Замысел организации конференции «Онтология воображаемого» был вызван вышепоставленными вопросами, которые обсуждались на заседаниях Центра онтологического исследования воображения при кафедре «Онтология и теория познания» философского факультета СПбГУ. Материалы конференции демонстрируют результаты исследований данной проблемы участниками Центра — студентами, аспирантами, преподавателями и учеными в различных отраслях философского знания. Можно выразить надежду, что этот опыт сверки мнений может способствовать прояснению вопроса об онтологии воображаемого.
Добавить комментарий