Социология и политика: casus «социальная группа предпринимателей»

• «Явление предпринимательства» и «социальная группа предпринимателей»
• Отсутствие «социальной группы предпринимателей»
• Присутствие «социальной группы предпринимателей»
• Заключение
• Список литературы

«Беспредпосылочной» науки не существует, поэтому необходимо исследовать то, что в глазах ученого обладает очевидностью, понятно само по себе — таков, согласно М. Веберу [1], императив социологии. Одной из важнейших предпосылок конвенциональных понятий, входящих в «здравый смысл» социологического сообщества, являются политические представления. Известно, что М. Вебер провел межевую линию, разделяющую социологию и политику. Настоящая работа представляет собой попытку проанализировать влияние «политического бессознательного» на формирование важного конвенционального понятия «экономической социологии» — «социальная группа предпринимателей».

Мы попытаемся продемонстрировать интимную связь социологии и политики на примере понятия «социальная группа предпринимателей», разработанного отечественной «экономической социологией».

В 1991 г. российское государство под давлением политической необходимости легально установило существование «предпринимателей». «Экономическая социология» приняла этот политический артефакт, за то, что действительно есть. Принудив социологов (конечно, не только их) поверить в фактическое бытие «социальной группы предпринимателей», государство тем самым в известном смысле уже вызвало ее к существованию 1. Однако данный артефакт сам по себе — в силу нормативного характера легитимной номинации государства — обладал социальной эффективностью и вовсе не нуждался в легитимации со стороны социологии.

«Явление предпринимательства» и «социальная группа предпринимателей»

Проблемой формирования группы предпринимателей в современной России активно занимается «экономическая социология», которая представляет собой, в сущности, социологию экономической жизни, рассматриваемой в русле социологии действия [2]. «Явление предпринимательства» определяется Т.И. Заславской как

«…тип деятельности, являющейся базой возникновения и развития соответствующего социального слоя. Конституирующими признаками последнего выступают деятельность, направленная на получение прибыли; свобода и автономность экономических решений; самостоятельный характер деятельности, выражающийся в личном риске и личной ответственности» [3, с. 7].

Итак, «явление предпринимательства» — это деятельность, связанная с чем-то вроде организационно-хозяйственных инноваций, которая персонализируется в соответствующей социальной группе. Ее становление — результат либерализации российской экономики «…и вместе с тем — гарант углубления реформ и развития рыночных отношений» [3, с. 7]. Иными словами, «социальная группа предпринимателей» конституируется действием, обладающим внутренним смысловым единством и связанным с реализацией ненасильственного контроля над дефицитными ресурсами в целях производства товаров и услуг.

Дефиниция социальной группы предпринимателей развертывается в операционализации, фиксирующей критерии социальной стратификации: политический потенциал группы (объем властных и управленческих функций), экономический потенциал (масштаб собственности), а также социокультурный потенциал (уровень образования, квалификации и т. д.) [4]. Применение этих критериев, никак не связанных с приведенным выше определением «явления предпринимательства» через действие, затрудняет формирование однозначного представления о предпринимательстве, в силу чего Т.И. Заславская вводит понятия для обозначения данного явления в узком смысле слова и в широком. Термин «предпринимательство» теперь используется для обозначения

«… ‚ядерной‛ группы, отвечающей всем базовым признакам предпринимательства. Для определения же более широкого круга лиц, причастных к предпринимательской деятельности, введем новый термин — «бизнес-слой». Бизнес-слой — это родовое понятие, объединяющее всех россиян в той или иной степени занятых бизнесом начиная собственников предприятий, банков и биржи кончая наемными работниками, в свободное время «делающими деньги» на свой страх и риск. Бизнес-слой можно определить как совокупность субъектов производительной, коммерческой или финансовой деятельности, осуществляемой с целью получения прибыли, автономно принимающих экономические решения и несущих за них личную ответственность» [3, с. 8].

Итак, «явление предпринимательства» отождествляется с «социальной группой предпринимателей» и тем самым конструируется «идеальный тип» предпринимательства, отражающий — как это всегда бывает — лишь очень узкий круг феноменов. Понятие практически не имеет референта; «подлинные предприниматели» превращаются, по словам В.В. Радаева, в «трудноуловимую тень» [5, с. 176.]. Поэтому, чтобы спасти положение и установить соответствие понятия «социальная группа предпринимателей» каким-либо эмпирическим референтам, сделать его работающим в исследовательской практике, Т.И. Заславская конструирует дополнительное понятие «бизнес-слой», которое хотя и не вполне согласуется с исходным теоретическим посылом, но зато наверняка что-то отражает. Концепт бизнес-слоя получает дальнейшее развитие и устанавливается его отношение с «социальной группой предпринимателей», когда идеальный тип интерпретируется как социальная норма (sic!), т. е. собственники частного капитала, лично руководящие своими предприятиями или бизнесом, трактуются как «эталонная» группа, обладающая всеми признаками, конституирующими социальный слой предпринимателей [3, с. 8].

«Социальная группа предпринимателей» получается очень неоднородной, статусы, способы деятельности и поведение предпринимателей сильно отличаются друг от друга в зависимости от масштабов дела. Иными словами, фактическое бытие этой «группы» оказывается под вопросом, ее присутствие ускользает от эмпирической фиксации: конституирующий критерий «новых комбинаций факторов производства» («самозанятые» — 11,5% всего работающего населения — тоже рассматриваются как элемент бизнес-слоя) в деятельности «предпринимателей» не соблюдается, не срабатывают и выделенные «потенциалы» (слишком велика внутригрупповая дисперсия экономического потенциала [3, с. 14] и т. д.).

В 1994 году, в момент определения «экономической социологией» «группы предпринимателей», существование самого «явления предпринимательства» (если оно вообще наличествовало!) действительно было слишком неопределенным и эфемерным, чтобы можно было научно обоснованно его анализировать. Но это совершенно не интересует наших «экономических социологов»: все неоднозначные статистические данные отбрасываются (отсюда трудности с определением границ группы), единичный историчес-кий факт (существование определенного вида деятельности) обобщается до абстрактной всеобщности, эмпирическое представление становится идеальным типом и социальной нормой.

Понятие «социальной группы предпринимателей» некритически заимствовано из веберианской традиции; оно представляет собой частичное и вчерашнее знание, которое выдают за всеобщее и вечное. Вместо того, чтобы интерпретировать утверждения М. Вебера как постановку проблемы, как формулировку задачи, «экономические социологи» рассматривают их как готовый ответ, уже дающий верифицируемые знания о современной российской действительности 2. Отсюда вытекает стратегия исследования: любой ценой обнаружить за многообразием эмпирических данных фетишизированное синтетическое понятие «социальная группа предпринимателей». «Социальная группа предпринимателей» конституируется не для того, чтобы с ее помощью объяснять факты, а наоборот: факты собирают, отбирают и ассимилируют с целью обоснования Понятия. Иными словами, частное заменяют всеобщим; фундаментальное, но абстрактное, бедное опредениями понятие пытаются выдать за конкретное: «существование» редуцируется к «сущности»; исторически конкретные действия и их социальные условия замещаются идеями деятельности и ее социальных условий…

Проблема «социальной группы предпринимателей» предстает перед нами как проблема естественно предсуществующего «начала» социологической концепции, первоосновы явления и источника представлений, которые не надо преобразовывать — их достаточно просто использовать. И в этом пункте «социальная группа предпринимателей» развивается в границах очевидности обыденных представлений, предпонятий политически нагруженного здравого смысла. В отличие от рефлективно сконструированного понятия, которое само производит условия собственной возможности и потому случайно по отношению к политике (в нем нет «политического пространства», достаточного для размещения политического смысла), «социальная группа предпринимателей» неявно отражает политику через более или менее опосредованную вовлеченность в политику (оно обращается не только по научным, но и по политическим законам, в нем есть необходимое для этого «политическое пространство»: «свобода решений», «независимость», «реформы» и т. д.). «Экономическая социология» занимает созерцательную позицию: «социальная группа предпринимателей» истинна в той мере, в какой истинны понятия, инструментально, по эту сторону политики отражающие действительность.

Понятие «социальная группа предпринимателей» двойственно; оно означает, с одной стороны, форму социального действия как модель возможных практик («предпринимательство»); с другой стороны — рефлексию действительных практик («бизнес-слой»). Объединение двух этих планов возможно, если социальные условия предпринимательского действия, взятого в обобщенной и абстрактной возможности, станут условиями действительного действия. В этом случае «экономическая социология» предстанет как политика, поскольку речь идет о социальных преобразованиях (хотя бы и на основе научных представлений), а не о производстве научного знания. Это означает, что перед лицом политики «экономическая социология» уже находится перед самой собой: «экономическая социология» узнает себя в политике потому, что соприродна ей, стигматизирована волей к власти.

Отсутствие «социальной группы предпринимателей»

«Социальная группа предпринимателей» не существует. Ее не могут определить даже «на бумаге». То, что существует — практические группы и индивидуальные агенты, занятые политическим и символическим представлением, — далеко не тождественно «группе предпринимателей». Множество людей, занимающихся предпринимательской деятельностью, схожих по критериям стратификационной классификации, связанных групповой идентичностью и солидарностью, объединенных в «класс» или «корпорацию», — отсутствует. Отсутствие «…всегда дает о себе знать как способ присутствия» [6]. Например, уже–не настоящее и еще–не настоящее непосредственно присутствуют в своем отсутствии 3. Отсутствие означает различие «социальной группы предпринимателей», ее врeменность и несамотождественность, отличие от самой себя во всех смыслах. Отождествление какого-либо множества людей с «группой предпринимателей» есть «репрессия» этого различия, «диктатура» тождества. «Социальная группа предпринимателей» есть различение (т. е. легитимное — узнаваемое и признаваемое — различие), которым она опознается, но отнюдь не присутствие, понимаемое как эмпирическая наличность «большой группы людей».

За онтологическим вопросом «что такое ‚группа предпринимателей‛?» скрывается вопрос эпистемологический» что значит «группа предпринимателей»?», и каждый ответ «производителей» подменяет «группу предпринимателей» своими представлениями (во всех смыслах этого слова) о ней, т.е. чем-то иным, нежели она. Производить «группу предпринимателей» значит производить представления, производящие «группу предпринимателей». И так до бесконечности. «Социальная группа предпринимателей» отсутствует: означающее (понятие) замещает означаемое, которого нет в момент означивания: по определению это означаемое должно было бы быть совокупным субъектом предпринимательской деятельности, но на самом деле оно не обладает фактическим бытием, не присутствует. Остается лишь производство «социальной группы». Производство как представление (во всех смыслах этого слова) ускользающей от присутствия «социальной группы предпринимателей». Любая попытка определить онтологический статус представлений о «группе предпринимателей» обречена. Представительство «социальной группы» есть процесс означивания. Но это означивание бесконечно отсрочено в будущее: «социальная группа предпринимателей» как значение никогда не воплощается до конца, означающее предшествует означаемому.

В процессе представительства, например, Комиссии по предпринимательству при Президенте России, утверждающей, что Комиссия есть предприниматели, а предприниматели есть Комиссия, коллективный субъект «предприниматели» порождает сам себя, политическое представительство создает представляемых. (К. Маркс совершенно обоснованно отказывал в существовании «социальному классу крестьянства» во Франции времен II Империи на том основании, что у него не было политического представительства и «политической организации» [7].) Социологическое описание «социальной группы предпринимателей» также есть «невозможный акт» 4: когда « предприниматели « обретают свою идентичность, самостоятельное бытие в качестве группы они получают « из рук « социологов. Социологи суть создатели легитимных категорий перцепции, к которым обращаются предприниматели в качестве обоснования собственного существования. Но сами социологи суть всего лишь представители социальных представлений. Социология дает не доказательство бытийного существования «социальной группы предпринимателей», но скорее доказательство ее существования в качестве отсутствия, т.е. подтверждение невозможности ее существования. Таким образом, можно констатировать, что социологическое определение и описание «социальной группы предпринимателей» суть лишь декларация не социологических (но политических и идеологических) целей и намерений.

Отсутствие «социальной группы предпринимателей» свидетельствует, что у нее нет научного, а есть лишь политическое (или шире — социальное ) определение. Еще-не-присутствие «социальной группы предпринимателей», как оно описано «экономической социологией», — это проект будущего уже-присутствия. Понятие «социальной группы предпринимателей» относится к политической метафизике. Оно легитимирует более или менее разнородную совокупность агентов, пытающихся навязать обществу категории восприятия самих себя в качестве «предпринимателей» и тем самым гарантировать свое социальное бытие. Утверждение присутствия «социальной группы предпринимателей» есть часть социальной работы по конструированию относительно реальной политической группы — легитимного коллективного агента «политического процесса» — посредством конструирования социальных представлений о ней.

Социологическое описание «социальной группы предпринимателей» превращается поэтому в самоописание социологов. «…‚Предпринимательство‛» в принципе — пишет В.В. Радаев — не столько хозяйственное явление, сколько мобилизующая идеологическая схема… Она содержит набор рационализирующих схем, относящихся как к индивидуальному действию, так и к общественному развитию… Она включает относительно замкнутую систему ценностных ориентиров: независимость, самореализацию, стремление к индивидуальному успеху в осязаемых материальных формах» [5, с. 177.]. Если в приведенной цитате провести очевидные замены, то мы получим самообъективацию «экономической социологии»: «‚Экономическая социология‛» в принципе не столько научное явление, сколько мобилизационная идеологическая схема… Она содержит набор рационализирующих [по З. Фрейду. — Ю.К.] схем, относящихся как к индивидуальному действию, так и к общественному развитию… Она включает относительно замкнутую систему ценностных ориентиров социологов» и далее по тексту. Подобная социология стремится «объяснить» социальные факты, представив их «суть» как нечто, имеющее личностный смысл для самих социологов.

«Cоциальная группа предпринимателей» интерпретируется такой социологией как присутствие, предметная данность, пред-стоящая перед социологами в ожидании, когда они вскроют ее «сущность», ее логику, кроющуюся где-то в глубине фактического бытия «коллективного субъекта». Утверждения о присутствии группы являются элементом ее производства, легитимным (коль скоро социология признана как наука) обещанием того, что «социальная группа предпринимателей» будет существовать. («Экономическая социология» пытается легитимировать то, что не нуждается в санкции социологов на легитимность.) Эта декларация имеет значение лишь тогда, когда мы интерпретируем ее не как свидетельство бытия «социальной группы предпринимателей», но как заявку на присутствие того, что отсутствует и будет отсутствовать. Естественно, что такая заявка имеет политический характер.

Итак, «социальная группа предпринимателей» не есть некая первозданная «эмпирическая реальность», конечная инстанция социологического объяснения. Она воспринимается, оценивается и мыслится в качестве системы узнаваемых и признаваемых различий — отсылок к чему-то другому, внешнему, противопоставленному «социальной группе предпринимателей» как предел (другие «социальные группы») или контекст («социальные отношения», «экономика», «культура»…). В отношении означаемое («социальная группа предпринимателей»)/означающее (отдельные агенты и практические группы, производящие данную «социальную группу») оппозиции меняются местами, становятся неадекватными: означающее постоянно соотносится, отсылает к означаемому, но всегда отличному от самого себя, отсутствующему.

Восходящая к аристотелевской «Поэтике» (1447a15, 1460b10) установка на мимесис, на изображение жизни в формах самой жизни приводит, между прочим, к тому, что в «экономической социологии» социально типичные предприниматели («специфические хозяйственные типы») действуют в типичных социальных ситуациях, знакомых и актуальных для самих исследователей, например: «…Работать сегодня в среднем нужно больше и интенсивнее. Повышается общая степень социального риска, работающим чаще приходится менять специальность или даже профессию. Ролевые требования ужесточились…» [8]. Неотъемлемой частью такой «социологии» являются разнообразные пафосы и/или критицизм, непроблематичная структура теории, некритическая рефлексия над литературой и природой собственной науки, и т. д. Все это делает «экономическую социологию» похожей на современные масс-медиа, строящую «образ желаемого результата», приказывающую и призывающую. Так, провозглашенный М. Вебером постулат «свободы от оценки» постоянно нарушается:

«Наиболее валидными… представляются такие критерии оценки социоструктурных перемен, как их соответствие принципиальным целям реформ; роль в обеспечении выживания и устойчивого развития России, а также влияние на социально-инновационный потенциал общества, т. е. на его готовность к продолжению и завершению реформ» [9].

Социологическая концепция «предпринимательства» возникнет тогда, когда подход к социальным фактам перестанет опираться на внесоциологические (политические, идеологические или философские) соображения, или, говоря точнее, когда предметом исследования станут не значения (множество индивидов, определяемое через предпринимательскую деятельность) или ценности («реформы»), а способ производства/воспроизводства этих значений и ценностей, являющийся их условием и предпосылкой.

Проблема, однако, заключается не просто в том, чтобы дополнить стратификационную концепцию социальной группы предпринимателей — концепцией способа производства «социальной группы предпринимателей» и чтобы соединить в исследовании конструктивистскую парадигму со структуралистской. Ибо такой синтез практически уже общепризнан. Проблема — в том, чтобы само понятие «социальная группа предпринимателей» не было всего лишь результатом определенной политической линии и коллективного субъективизма социологов.

Надо отказаться от принципа «презумпции естественности» «социальной группы предпринимателей»: она сконструирована, и как суверенный и равный своему социальному действию предмет исследования уже есть итог, а не отправная точка социологической рефлексии.

Присутствие «социальной группы предпринимателей»

[/b] Присутствие «социальной группы предпринимателей» выражает иллюзию неопосредованного понимания «явления предпринимательства». Это понимание, вырастающее из непосредственного социального восприятия, осуществляется в «предпонятиях» повседневного опыта. Согласно Э. Дюркгейму, социология должна произвести эпистемологический разрыв с «предпонятиями». Однако «экономическая социология» не затрагивает «онтологию» обыденного сознания, всего лишь редуцируя ее, чтобы прояснить значения и смыслы.

Содержание присутствия «группы» предпринимателей предстает как «суженное» восприятие: гарантированное легитимной категорией социальной перцепции наличное бытие, не «затронутое» ничто. В действительности же там, где «экономическая социология» попросту начертала квантор существования (по формуле: если существует легитимная категория социальной перцепции «группа предпринимателей», то группа предпринимателей существует de facto ), кроется напряженное противоречие: присутствие «группы предпринимателей» «раскалывается» отсутствием, наличное бытие впускает в себя ничто… Отсутствие не есть лишь изнанка и сообщник присутствия, оно обладает самостоятельным значением [10].

«Центрация» социологического описания присутствием «некритического» социолога проявляется в следующем: то, что входит в бытие социолога, его представления, восприятие, ценности, конституирует существующую для него социальную реальность (в том числе «группу предпринимателей»), а также систему различий, функционирующих как бинарные оппозиции понятий. Поскольку присутствие самого себя непроблематично, а отсутствие репрессировано, постольку и в отношении «группы предпринимателей» реализуется «диктатура присутствия». Таким образом, присутствие «группы предпринимателей» само постулирует нечто, из него невыводимое, однако предшествующее ему и в этом смысле им не являющееся — присутствие социолога как необходимое условие и предпосылку присутствия «группы предпринимателей».

Присутствие «группы предпринимателей» предстает как воспроизведение собственного присутствия социолога в его рефлексии. Предмет исследования становится отражением, производной, объективацией исследователя в том смысле, что он мыслится по аналогии: «группа предпринимателей» дана как обладающая фактическим бытием, поскольку социолог строит представления о коллективном субъекте («группе предпринимателей» в роли «собрания многих лиц в корпорацию») по аналогии с тем, что свойственно ему самому в качестве индивидуального субъекта. Например, «социальной группе», как человеку, атрибутируется устойчивая система поведения, а также взаимодействий с другими «группами» и государством, причем эта система регулируется, с одной стороны, общественными институтами, а с другой — социально-экономическим положением и сознанием «группы» [11].

Такой аналогизирующий перенос смысла не есть дискурсивное мышление. Это — обыденное мышление. Подобная аналогизирующая апперцепция инвестирует присутствие социолога в присуствие «социальной группы предпринимателей» и тем самым сообщает ему реальность: перформанс социологического производства утверждает отсутствие этой «группы» в качестве присутсвия.

Присутствие «социальной группы предпринимателей» конструируется не как собственное присутствие социолога, но по аналогии с ним. Присутствие социолога формирует по своему образу и подобию гипостазированное и «натурализованное» (выдаваемое и принимаемое за очевидное и естественное) присутствие «предпринимателей», распоряжается им, структурирует его, но само уходит от исследования и потому бесструктурно. Присутствие социолога есть «центр» присутствия «социальной группы предпринимателей» — science fiction, продукт «воли к власти» ученого, а не атрибут и не модус данной «группы». «Центр» отрицает отсуствие и однозначно закрепляет подлинное основание «социальной группы предпринимателей» в ее присутствии, делает неприменимым различие присутствие/отсутствие по отношению к «предпринимателям»: они впредь описываются исключительно как присуствие.

Концептуальная схема объективирует присутствие социолога, и эта объективация создает практически ex nihilo присутствие «социальной группы». Понятие «социальной группы предпринимателей» возможно в качестве описания присутствия лишь при условии, что оно само реализует это присутствие. Однако такое событие осуществимо исключительно в сфере политической утопии, где действительность Понятия замещает социальную действительность. Продуктивность смысла «социальной группы предпринимателей» проявляется в политическом контексте, в котором она выступает в роли социологизированной идеологемы.

Поясним сказанное. Т.И. Заславская определяет три главных функции, которые должна выполнять современная российская социология: «внутринаучную» (собственно производство социологического знания); «политическую», состоящую во взаимодействии с властями с целью содействия «руководству общественным развитием» и повышения эффективности «реформ»; «гражданскую», заключающуюся в «…методически надежном, доступном широкой публике и регулярном информировании общества о сущности происходящих в нем процессов, их причинах и результатах» [12]. Не подлежит сомнению, что социология является частью общества, а также то, что ее влияние на общество иногда оказывается даже более сильным, чем хотелось бы самим социологам. Но предлагаемое совмещение трех функций (сознательное и последовательное превращение науки в не-науку) означает не что иное, как смешение социологической и социальной реальностей, т. е. идеология.

Следовательно, «социальная группа предпринимателей» как проект собственного присутствия есть инструмент политики и реальна только в перспективе перформативного политического дискурса, претендующего на активное преобразование общества.

«Социальная группа предпринимателей» не может быть определена исключительно через присутствие, она может быть определена лишь через присутствие и отсутствие одновременно. «Социальная группа предпринимателей» отсутствует, и это отсутствие информативно, исполнено значения. Тождество/различие, присутствие/отсутствие, бытие/небытие, означаемое/означающее… — все эти понятия и метафоры социологического мышления сформированы парными различиями. Догматическое противопоставление различий по принципу или—или, придание им статуса «естественных» явлений есть пережиток метафизики. Закрепление абсолютного превосходства одного из различий над другим (присутствия над отсутствием, как в анализируемом нами случае социологического формирования «социальной группы предпринимателей») есть перенесение в стихию научного мышления методов политического насилия — «репрессирование» отсутствия, «диктатура» присутствия: «Метод становится равнозначным террору из-за упорного отказа проводить различия… Речь не идет о том, чтобы осуществить интеграцию многообразного как такового, сохраняя за ним его относительную самостоятельность, а о том, чтобы его уничтожить; таким образом, постоянное движение к отождествлению отражает унифицированную практику бюрократии» [13]. Мы вовсе не призываем к «революции», к перевороту оппозиций: надо «снять» иерархию различий по принципу взаимодополнительности парных понятий. Присутствие/отсутствие, равно как и термы других различий, должны рассматриваться не столько как независимые сущности, сколько как ансамбль отношений, который необходимо раскрыть, как исходный пункт социологического анализа.

Заключение

«Экономическая социология» претендует на то, чтобы стать «концом социологии» (см. [14]). «Экономический социолог» стремится освободиться от власти унаследованных им социологических случайностей, от власти истории, чтобы произвести свои собственные случайности, свою собственную историю. Мы отнюдь не пытаемся критиковать: в самом стремлении преодолеть какую-либо «социологию» уже заложено преклонение перед нею. Вследствие этого лучше предоставить «экономическую социологию» себе самой 5. Но надо лишить социологической легитимности понятие легитимности, социологически переописав все ее прецеденты. Первое, что следовало бы сделать — описать потребность «экономических социологов» во внешних по отношению к науке инстанциям легитимации («политическая» и «гражданская» функции социологии), описать так, чтобы полностью освободиться от нее.

Перейти от субстанциализированного понятия «социальная группа предпринимателей» к понятию «производство группы предпринимателей» — это означает обратиться к исследованию конституирования самого процесса конститурования группы предпринимателей. Это означает изучать преобразование всех кажущихся недоступными в концепции социальной стратификации «основа-ний», выступающих в роли «предельных». Это означает исследовать «группу предпринимателей» как форму понятия, которая рассматривается в качестве неподлежащего критике условия всякой возможной концептуализации в социологии социальной структуры.

Мы отдаем себе отчет, что социологическое прошлое состоит из исторически условной и полной ложных оппозиций традиции, а также ее дополнений и уточнений. Мы ищем исследовательских средств, способных рассеять чары канонических текстов. Социологическая генеалогия этих текстов не раскрывает нам ничего, кроме нас самих, так как наши категории суть продукты истории классических текстов и социологического образования. Никакая социологическая теория не может служить «зеркалом общества», и никакой эксперимент не имеет привилегированного доступа к социальной реальности (см. [15]).

Э. Дюркгейм и Т. Парсонс, М. Вебер и А. Шюц — все они были едины в том, что конкретные положения социологии основываются на неких всеобщих утверждениях. Можно ли вывести эти всеобщие утверждения из некоего фундаментального философского знания? Они полагали, что да. Мы полагаем, нет. Мы не устремлены к трансцендентальному и идеальному, оставляя проблематику субъекта-основания и объекта-обоснованного старой социологии. Мы не пытаемся воплотиться во что-то большее, чем мы сами. Мы открываем для всех социологов возможность стать теми, кем они в действительности являются — социологами и/или политиками — по выбору.

Социология и политика. Это значит: социология перед лицом не-социологии. Главная трудность здесь заключается в осознании нами того, что перед лицом политики социология уже находится перед самой собой, она узнает себя в политике. Вопрос о том, что делает социологическую концепцию возможной еще до нее самой, готовит возможность свободного отношения социологии к политике. И социальный мир, и жизненный мир политизированы; чувственный опыт языка представляет собой политический опыт, поэтому социолог использует понятия, которые уже суть политические инструменты. Однако существуют рефлективные процедуры (например, объективация объективирующего субъекта) позволяющие осознать иные достижимые отношения социологии к политике и тем самым получить возможность свободно отнестись к ней. Отрефлектировать связь социологии с политикой — значит создать средства борьбы с различными формами символического насилия, осуществляемого политикой над социологами.

В социологических понятиях a priori задано то, что следует произвести с их помощью, причем трансцендентальное калькируется с эмпирического, изначальное «в(дение» выводится из перцептивного «зрения» [16]. Признавая различие между априорным и эмпирическим, надо отказаться от интерпретации априорного как трансцендентального и признать его исторический [17], социокультурный и, следовательно, политический характер. Априорные установления не могут подкрепляться фактами, поскольку они сами задают рамки, «…в которых вообще могут выступать факты»; процесс их обоснования заканчивается в «историческом фоне», который сам, в свою очередь, образовался из другой «фоновой глубины» [18]. Иными словами, социологическая концепция (как интерсубъективно конститутивный для социологического опыта априорный элемент) не есть слепок или «отражение» содержания социального мира, она активно продуцирует само это содержание, исходя, в том числе, из социокультурного опыта социолога. Этот жизненный опыт, даже если он переживается как радикально деполитизированный, на самом деле является продуктом политического производства.

Согласно Э. Дюркгейму и Э. Кассиреру, П. Бурдье и Н. Элиасу, П. Бергеру и Т. Лукману, политический порядок — это порядок по преимуществу символический: политические структуры суть инкорпорированные представления и, в частности, системы классификации субъектов и объектов социального мира. Поэтому политическая борьба имеет символическую природу и ведется в сущности за сохранение или изменение сложившейся социально-политической структуры общества посредством сохранения или изменения в(дения социального мира, которое можно трактовать как легитимную систему социально-политической классификации. Внешней целью политической борьбы выступает монополия использования материальных и символических ресурсов государства, а истинной — монополия производства и распространения системы легитимной классификации социального мира, потому что именно она, в конечном счете, обусловливает политические практики. Точнее, с одной стороны, система социально-политической классификации воздействует на агентов, которые ее принимают, с другой — практики этих агентов воздействуют на социальную действительность, приближая ее к легитимному представлению о ней.

Социология не может существовать в некоем утопическом интеллектуальном поле, независящем от политически заряженного здравого смысла 6, предпонятийных очевидностей исторического и социокультурного «фона» и т. п. Мы всегда мыслим в пространстве предстающих в качестве очевидных, «натурализованных» обыкновений, которые управляют мышлением и освобождают нас от размышления.

Поэтому гетерогенной частью социологии является не-на-учное в ней, например, политика. Политика не только в смысле радикально «иного» социологии, но и как условие ее возможности 7. С одной стороны, утверждая автономию социологии, мы ставим ее в зависимость от внесоциологических (философии, политики…) определений, с другой, утверждая полноту социологии как опыта, мы не полагаем ничего внешнего по отношению к ней (но вместе с тем теряем внешние гарантии). Этому соответствуют два образа социологии: материализованная «система метафор истины» или политический (государственный, общественный) «аппарат». Они несводимы друг к другу, и точка зрения на социологию каждого исследователя зависит от того, по какую «сторону баррикады» он в данный момент находится.

Список литературы

1. Weber  M. Gesammelte Aufs(tze zur Wissenschaftslehre. T(bingen: Verlag I.C.B. Mohr (Paul Siebeck), 1973. S. 127, 217 u. a.
   
2. Заславская Т.И., Рывкина Р.В. Социология экономической жизни. Очерки теории. Новосибирск: Наука, 1991.
   
3. Заславская Т.И. Бизнес-слой российского общества: понятие, структура, идентификация // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1994. №5.
   
4. Заславская Т.И. Об изменении критериев социальной стратификации российского общества // Куда идет Россия?.. Альтернативы общественного развития / Общ. ред. Т.И. Заславской и Л.А. Арутюнян. М.: Интерпракс, 1994. С. 144.
   
5. Радаев В.В. Явление предпринимательства и группы предпринимателей // Куда идет Россия?. Альтернативы общественного развития / Общ. ред. Т.И. Заславской. М.: Аспект Пресс, 1995.
   
6. Хайдеггер М. Время и бытие // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления: Пер. с нем. / Сост., пер., вступ. ст., коммент. В.В. Бибихина. М.: Республика, 1993. с. 401.
   
7. Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 8. с. 208.
   
8. Радаев В.В. Экономическая социология. М.: Аспект-Пресс, 1997. с. 331.
   
9. Заславская Т.И. Социальная структура России: главные направления перемен // Куда идет Россия?. Общее и особенное в современном развитиии / Под общ. ред. Т.И. Заславской. М.: Остожье, 1997. с. 168.
   
10. Derrida  J. L’Écriture et la différence. Paris: Éd. du Seuil, 1967. P. 380.
    
11. Заславская Т.И. Социальный механизм трансформации российского общества // Социологический журнал. 1995. №3. с. 7.
    
12. Заславская Т.И. Роль социологии в преобразовании России // Социологические исследования. 1996. №3. с. 6—7.
    
13. Сартр Ж.П. Проблемы метода / Пер. с фр. В.П. Гайдамака. М.: прогресс, 1993. с. 59.
    
14. Радаев В.В. К обоснованию модели поведения человека в социологии (основы «экономического империализма») // Социологические чтения. Вып. 2. М.: ИС РАН, 1997. с. 177—189.
    
15. Качанов Ю.Л. О проблеме реальности в социологии // Альманах Российско-французского центра социологических исследований Института социологии Российской Академии наук. М.: Институт экспериментальной социологии, 1997. с. 57—81.
    
16. Derrida  J. Heidegger et la question. De l’esprit et autres essais. Paris: Ëd. Flammarion, 1990.
    
17. Хюбнер К. Критика научного разума: Пер. с нем. М.: ИФ РАН, 1994. с. 215.
    
18. Хюбнер К. Истина мифа: Пер. с нем. М.: Республика, 1996. с. 233.