Теория цивилизации: критика и перспективы

• Недооценка роли буржуазии.
• Упрек в этноцентризме.
• Критика концепции прогрессирующей цивилизации.
• Дальнейшее развитие теории цивилизации.
• Дальнейшие дифференциации

Вышедший незадолго до вынужденной эмиграции из нацистской Германии в 1939 г. основной научный труд Н. Элиаса «О теории цивилизации» на тридцать лет канул в забытье. Вновь вышедший в 1976 г. он достиг небывалого для научной работы успеха. Не только книга стала «бестселлером», но и изложенная в ней теория цивилизации вновь обратила на себя внимание немецких, голландских и английских исследователей, более подчеркивавших при этом ее культурологическое, нежели социологическое значение. На тот факт, что эта теория представляет собой новую парадигму гуманитарных наук указывает, не в последнюю очередь, дискуссия, развернувшаяся вокруг нее. Одной из задач данной статьи является рассмотрение основных пунктов этой полемики и возможных перспектив развития теории цивилизации Элиаса.

Недооценка роли буржуазии.

Первый том «О процессе цивилизации» имеет подзаголовок «Изменение поведения светских высших слоев Европы». И во втором томе много внимания уделено анализу отношений между королем и знатью. Большое значение, которое Элиас придает борьбе за власть в рамках аристократии может быть более понятным, если учесть, что вслед за этими двумя томами следовала хабилитационная работа, непосредственно посвященная исследованию придворного общества. Такую концентрацию на фигуративной динамике высших социальных слоев европейских стран некоторые критики рассматривают как недостаток, указывая на недооценку автором революционной роли буржуазии, так как, по их мнению, именно она была той силой, которая разрушила абсолютистский механизм королевской власти, что хорошо видно на примере Франции 1.

О том, что эпоха абсолютизма закончилась подъемом бессословной буржуазии, корни которой уходят в традицию средневековых городов, Элиас отмечал особо, а возникновению буржуазных слоев и их отношению к знати посвящена даже целая глава 2. То, что объектом своего анализа он избирает институт королевской власти и придворного общества, имеет две причины. Во-первых: основные цивилизационные сдвиги и процесс создания государств начались еще до буржуазных революций. Эти процессы следует, в первую очередь, объяснять с помощью анализа баланса власти и конкурентной борьбы в рамках фигурации абсолютистского господства. Во-вторых: Элиас сознательно подчеркивал важность механизма королевской власти. В качестве «коррективы», но больше вопреки основному течению социальной мысли, считавшему именно буржуазию творцом современного мира или, говоря словами самого автора, «в качестве контраста», он обратил особое внимание на функциональную роль придворной знати 3.

В конечном счете следует учесть тот факт, что дискуссию о движущей силе общественного развития, — буржуазии или аристократии, — Элиас попросту трансцендировал, указав при этом, что свои истоки социальные изменения имеют не в том или ином слое, а возникают из «взаимосвязи силовых напряжений между различными функциональными группами определенного социального поля и между конкурирующими индивидами» 4. Что касается недостаточного внимания буржуазии, то это следует расценивать не как некий дефицит, а как желаемую составляющую «теоретико-цивилизационного исследования».

Упрек в этноцентризме.

Основной тезис «О процессе цивилизации» гласит, что с ростом социальной интеграции возрастает степень регулирования аффектов и влечений, а индивидуальное поведение становится «более цивилизованным». Это подразумевает, что исследования различных исторических эпох или обществ, находящихся на различных ступенях развития невольно включают в себя элемент компаративности (например: «более цивилизованные, чем…», «более высший уровень контроля аффектов, чем…» и т.д.). Если нашу собственную историческую эпоху мы считаем более «цивилизованной», нежели предшествующие, или если мы приписываем западноевропейскому обществу более высокий, чем в развивающихся странах уровень контроля аффектов, то такие сравнения могут легко интерпретироваться как ценностные суждения.

Опасность состоит в том, что такие суждения, приобретающие свойства категорий, рассматриваются порой в качестве предрассудков. Бывший ученик Элиаса А. Блок в одной из дискуссий даже заметил, что теория его научного наставника является строго этноцентристской 5. По его мнению теория цивилизации приобрела этноцентристский и телеологический характер вследствие того, что современное западноевропейское общество рассматривается в ней если и не концом всемирной истории в гегелевском духе, то, по крайней мере, предпоследней ступенью «цивилизационного общества». На этот упрек можно возразить тем, что цивилизационный процесс представлен Элиасом не настолько позитивно, чтобы видеть в этом явный этноцентризм. Этот процесс ассоциируется автором не только с «прогрессом, высокими ценностями и гуманностью», но и с «отчуждением, искусственностью, лицемерием и репрессиями» 6. Стоит лишь вынести за скобки позитивную морально-этическую оценку европейского цивилизационного процесса, сразу же становится явной безосновательность упрека его автора в этноцентризме.

Ценностно-ориентированное использование категории «цивилизация» Элиас сам характеризует как преднаучное. Он настаивает на отказе от ценностных суждений и на достижении исследователем определенной аффективной дистанции по отношению к изучаемому объекту. Дистанцирование от повседневности необходимо потому, что ученый-гуманитарий сам является частью изучаемого им общества. Ввиду того, что само существование современного исследователю общества подспудно навязывает ему сравнительный масштаб социального анализа, у него возникает соблазн выносить ценностные суждения. Правда сама способность к дистанцированию от собственных аффектов уже предполагает определенный уровень индивидуального контроля, или индивидуальной цивилизованности. Но, учитывая то, что степень последней всегда относительна, исследователю невозможно совершенно исключить опасность этноцентристских интерпретаций какого-либо претендующего на ценностную нейтральность социального анализа.

Принимая во внимание критику, Элиас в своих более поздних работах избегает говорить о «более высоких ступенях цивилизации», заменив это, выглядевшее оценочным суждение на нейтральное обозначение «иные степени цивилизации». Такое решение не стоит рассматривать лишь как элемент словесной косметики. За этим стоит более дифференцированное рассмотрение процесса цивилизации. Кроме того, следует учитывать, что критики Элиаса подвергают сомнению не только и не столько его метод исследования процесса цивилизации, сколько существование самого этого процесса.

Критика концепции прогрессирующей цивилизации.

Острие критики теории Элиаса направлено на ее основной тезис о том, что социальное развитие долгосрочного изменения поведения определяется направлением прогрессирующего регулирования аффектов. Наиболее резкая критика содержится в четырехтомном исследовании немецкого этнолога и антрополога Г.-П. Дюрра «Миф цивилизации» 7. Теорию цивилизации Элиаса он считает «мифом», в первую очередь потому, что «цивилизованные» формы поведения — Дюрр анализирует феномен стыда — не являются «изобретением» Нового времени, а были свойственны и более ранним историческим эпохам, например: средним векам. Таким образом, цивилизационный стандарт, представляет собой не социальную переменную, а суть врожденная антропологическая константа.

В своей объемной статье, посвященной дискуссии вокруг теории цивилизации Элиаса М. Шретер обращает внимание на ее слишком упрощенную трактовку Дюрром, представляющим цивилизационный процесс в виде дихотомии («нецивилизованное» средневековье и «цивилизованное» Новое время). Сам Элиас описывает цивилизацию как процесс, который:

— не имеет начального и конечного пунктов;

— не обладает континуальностью, а протекает в форме сдвигов (вперед-назад);

— характеризуется не только диахронными, но и синхронными различиями поведения; например: между высшими и низшими слоями общества, между дворянством и буржуазией или в поведении горожан и придворных.

Приведенные Дюрром эмпирические данные, — уже в Средние века человеку было присуще чувство стыда, — не только не ставят под сомнение теорию цивилизации, но, напротив, подтверждает ее. Элиас нигде не говорит, что у человека эпохи средневековья напрочь отсутствовало это чувство 8. Его интересуют эмпирически доказуемые диахронные и синхронные различия в поведении и их психо и социогенное объяснение. На примере известного источника об обычаях и нравах общественных бань М. Шретер показывает то, что и в эпоху позднего средневековья человеку было присуще чувство стыда, о чем говорят соответствующие ему предписания пользования общественными банями, даже если поведенческий и эмоциональный стандарты были различны. Например:

— у немецких и иностранных посетителей бань (различные степени регулирования аффектов в разных обществах);

— между мужчинами и женщинами (специфические половые различия);

— в общественных и частных банях (различие степени контроля и самоконтроля);

— в высших и низших социальных слоях (сословные различия в поведении);

—между поздним Средневековьем и XVIII веком (различные временные ступени цивилизации) 9.

Эти различия, представляющие собой фундамент теории цивилизации указывают на то, что при таких изменениях в стандартах поведения вряд ли можно говорить о жестко закрепленных антропологических константах. Поступки людей говорят об отсутствии врожденных генетических поведенческих регулятивов. Регулирование поведения достигается лишь в социальном процессе, как в филогенетическом развитии всего человечества, так и в онтогенетическом развитии отдельного индивида с детских лет до зрелости.

К недостаточно правильному пониманию Дюрром элиасовской теории можно отнести и следующее его возражение. Он отрицает определенную линеарность протекания процесса социального контроля сексуальности и предлагает вместо него эмпирически наглядную «трехступенчатую модель»: жесткий контроль в эпоху раннего и высокого средневековья, относительное его ослабление в позднее средневековье и новое усиление контроля в XVI веке 10. Это кажущееся противоречие теории цивилизации разрешается, если вспомнить, что Элиас не ставил перед собой задачи разработки теории эволюции, утверждающей о некоем онтологическом процессе неуклонно возрастающей степени цивилизованности человека. Основное научное достижение Элиаса состоит в том, что он показал каузальную взаимозависимость психогенеза и социогенеза. При этом поведенческие стандарты следует рассматривать как зависимые переменные, детерминированные социальной необходимостью, трактуемой Элиасом в смысле necessitas Н. Макиавелли. Только лишь с введением категории фигурация стало возможным объяснение процесса цивилизации индивидуального поведения.

Исходя из этого, относительно жесткие репрессии в сфере сексуальности 12-13 вв. можно объяснить непосредственным контролем в достаточно небольших общественных ячейках: в семье, сельской общине, в усадьбах помещиков и хуторах. В 15 веке, с ростом городов, общественные взаимозависимости переходят на новый, более высокий уровень. Возникшая вследствие этого дезинтеграция первичных общностей выразилась, в первую очередь, в ослаблении контроля индивидуального поведения 11. Этот вакуум контроля был заполнен созданием национальных государств, заменивших индивидуальный контроль общественным анонимным порядком и санкциями в виде полиции, судов, церковных предписаний и т.д. Отраженное в исторических документах того времени ослабление нравов представляет собой лишь фазу перехода от прямого, личного типа контроля к опосредованному. Шретер предлагает, — в качестве дополнения цивилизационной теории, — рассматривать «диалектику» общественной интеграции, индивидуализации и социального контроля в виде жесткой закономерности: плотность взаимозависимостей первичных «мы-групп» уменьшается, если увеличивается пространство действия этих групп. Ослабление личных связей идет рука об руку с усилением анонимных социальных инстанций 12.

Тезис о возрастании дисциплины поведения в ходе процесса цивилизации вызвал еще одно возражение, выдвинутое кстати не только Дюрром. Смысл его состоит в том, что как раз таки в слабо дифференцированных «нецивилизованных» обществах, — племенах, родовых общинах, — налицо строжайшая дисциплина поведения, в то время как в современных развитых обществах имеет место либерализация, особенно заметная в сфере сексуальности. На наш взгляд и это указание, при более внимательном рассмотрении, является не критическим, а напротив, подтверждает цивилизационную теорию Элиаса, подчеркивая тот факт, что в течение общественного интеграционного процесса посторонние принуждения замещаются самопринуждениями. То, что посторонние принуждения могут быть значительно ослаблены и даже иногда заменены обширным, эффективным, хотя не всегда без внешнего контроля, аппаратом самоконтроля не следует оценивать как ослабление регулирования аффектов. Эмпирические данные, особенно последних 40 лет, подтверждают факт ослабления как внешнего регулирования поведения, так и самопринуждения. Это дало возможность дальнейшему развитию теории цивилизации, которое предпринял ученик и последователь Элиаса К. Воутерс, введя в научный оборот категорию «процесс информализации», характеризующую результат потери автономности индивида, отмеченную в свое время М. Хоркхаймером и Т. Адорно 13. Усиление государственного централизма и контрольных функций общества привело к децентрации самого субъекта 14. Убывающую самостоятельность индивида Хоркхаймер и Адорно показали не только на примере его общественного положения как отдельного гомо экномикус, но и падения его авторитета как главы семьи. По мере ослабления властной внутрисемейной позиции мужчины (рост профессиональной занятости женщины, усиливающееся влияние масс-медиа и внесемейных инстанций социализации (школа, детский сад) влияние его как отца на развитие личности ребенка становится все меньшим 15. Тем самым в отношениях сын-отец уменьшается значение эдипова комплекса, по мнению З. Фрейда, ключевой инстанции развития «Я» и «сверх-Я». Элиас и Воутерс, напротив, считали распад традиционных социальных норм не результатом глобальной потери индивидуальной автономии, а следствием сдвигов баланса власти между различными социальными группами, например: между мужчинами и женщинами или между родителями и детьми. Относительная потеря властных полномочий мужа и отца корреспондируется с относительным усилением власти жены и детей 16.

В семье это изменение ведет к ослаблению прямого контроля и большей подвижности стандарта поведения, ввиду того, что отец и муж не в состоянии бесконфликтно поддерживать традиционные нормы, преимуществами которых исторически пользовались мужчины. Ввиду такого изменения баланса власти и влияния становятся привычными обстоятельные обсуждения жизненных ситуаций и приведение интересов каждого члена семьи в соответствие с общесемейной стратегией. В межличностных отношениях на смену «менеджмента с помощью приказа» пришел «менеджмент посредством переговоров» 17.

В ходе такой трансформации оказался ослабленным целый ряд ограничений, характеризуемых в «О процессе цивилизации» еще достаточно жесткими. Это касается в первую очередь удовлетворения сексуальных потребностей. В отличие от исследователей, видевших в этом ослаблении симптом заката цивилизации, Элиас и Воутерс не рекомендуют путать большую часть этих изменений с элементарным отрицанием самоконтроля и свободой выражения аффектов. Это ослабление Элиас предлагает характеризовать как «контролируемую бесконтрольность эмоционального контроля». Особенно наглядное выражение это находит на примере семьи. В современном ее типе отношения родителей и детей стали менее формальными. Все чаще родители предпочитают обращаться с детьми не как вышестоящая инстанция с нижестоящей, а, по возможности, на равных. Давая детям больше свободы действий в выражении своих чувств и потребностей, родители подвергают себя дополнительным самопринуждениям. Одно из них повышенная толерантность. С другой стороны, в длительной перспективе, этим самопринуждениям начинают подвергаться и становящиеся взрослыми дети. Таким образом фиксируется некая норма «контролируемой бесконтрольности» 18.

Студенты, университетские преподаватели и представители профессиональных групп с относительно самостоятельным распределением времени («свободным расписанием») представляют собой еще один пример процесса постепенной информализации социальных норм.

Дальнейшее развитие теории цивилизации.

Дальнейшая разработка тезиса о том, что в посторонних принуждениях нет больше необходимости, если они замещены самопринуждениями, показывает, что на определенной ступени цивилизационного процесса эти самопринуждения, в случае соответствия определенного типа поведения «социальным взаимозависимостям», могут исчезнуть. В этом случае действительно можно говорить об информализации поведения, то есть о некотором ослаблении его регулирования. В этом расширении можно различать следующие переходящие друг в друга фазы цивилизирования.

1. В первой фазе процесса цивилизации регулирование влечений и аффектов осуществляется посредством перманентного внешнего социального контроля, связанного с угрозами наказания. Психологически это значит, что контроль аффектов мотивируется «внешне» и «негативно», то есть достигается лишь на основании желания избежать штрафных санкций. Если социальный контроль становится недостаточным, то немедленно может произойти разрядка влечений. Такой модус регулирования поведения типичен для традиционных обществ со слабой дифференциацией и прямыми неопосредованными межиндивидуальными связями.

2. Во второй фазе создаются действующие автоматически и вслепую самопринуждения, которые представляют собой «внутренние», соответствующие нормам мотивации. Норма поведения соблюдается сама по себе, даже если тот или иной индивид остается ненаблюдаемым. Но мотивация все еще остается негативной: страх перед санкциями сменяется на страх нечистой совести. Эта ступень соответствует дифференцированным обществам с опосредованными, безличными системами порядка в виде формального права.

3. В третьей фазе самопринуждения могут быть устранены, а их место может занять информализованный тип поведения, который достигается посредством рационального понимания позитивных, целеориентированных мотиваций 19.

Эта фазовая модель хорошо просматривается на примере ступеней трудовой мотивации. Первая фаза: на работу приходят вовремя из страха жестокого наказания (телесные наказания цеховых подмастерий, распорядки на мануфактурах раннего капитализма вплоть до начала 19 в.). Во второй фазе дисциплина соблюдается ввиду того, что серьезному работнику должна быть присуща пунктуальность (трудовая и профессиональная этика, приблизительно до конца 20 в.). В третьей — пунктуальность соблюдается, если это действительно необходимо (скользящий график работы, связь с производством из дома с помощью компьютера в высококвалифицированных профессиональных группах; с конца 20 в.)

Таким образом прогрессирующее регулирование аффектов — это не догма, основанная на теории Элиаса. Основной тезис его теории цивилизации гласит о том, что тип и интенсивность регулирования поведения определяется специфическими требованиями социальных взаимозависимостей. Изменение последних влечет за собой изменение модуса контроля за индивидуальным поведением.

Дальнейшие дифференциации

Даже если критику Дюрра и других можно свести к упрощенному пониманию элиасовской теории и не соответствующей синтетическому уровню последней, то обвинение в этноцентризме спровоцировано, до некоторой степени, самим Элиасом. Речь идет о категории цивилизации, вызвавшей у части исследователей некоторое непонимание. Вплоть до сегодняшнего дня некоторые ученые-гуманитарии отождествляют теорию цивилизации с философски и социологически обоснованной эволюционной теорией, онтологизирующей выглядящую нелинейно тенденцию, будь то дифференциации, рационализации или интеграции. Вскрытая Элиасом тенденция хотя и не линеарна, но в долгосрочной перспективе показывает процесс прогрессивного регулирования аффектов, что наводит на мысль о движении к какому-то заданному социально-историческому состоянию 20.

С учетом критики и дальнейшей разработки теории цивилизации Элиаса, возникает необходимость рассматривать категорию цивилизация не в качестве простой компаративной категории, а дифференцировать ее. В вышедшей в 1984 г. работе «О времени» Элиас сам указал на то, что поведение человека в определенных социальных ситуациях является настолько сложным, что не поддается простой характеристике сравнения в смысле более сильного или менее сильного регулирования поведения. На более ранних ступенях цивилизации формирование душевной экономики имеет, с одной стороны, более жесткий, с другой — более мягкий характер. Характерной чертой образца принуждений цивилизационного процесса более поздней ступени является тенденция постепенного исчезновения этих крайностей и выхода на первый план процесса более равномерного всепроникающего дисциплинирования. Одним из конкретных примеров может служить исследование конфликтов иностранцев, живущих в Германии с местным населением. Поведение иностранцев в одних случаях, в особенности что касается анонимных институтов и правил (порядок в многоквартирном доме), менее дисциплинировано, в других, касающихся семьи и личной интегрированности, (например, отношение к алкоголю, гостеприимство, честь семьи) — более дисциплинированно, чем местных. Оба типа поведения дают повод к возникновению предрассудков и обоюдной дискредитации.

Для того чтобы иметь возможность анализировать сложный характер изменения поведения А. Богнер предложил вместо простого сравнения рассматривать направление цивилизационного процесса в виде сдвигов баланса посторонних принуждений и самопринуждений и в виде изменения социального образца самоконтроля 21. В своих последних работах Элиас начал отделять «процесс цивилизации человечества» от специальных цивилизационных процессов, различных у каждого племени, нации и социального сообщества, с присущими им свойствами и «судьбой» 22. В своих «Штудиях о немцах» Элиас наглядно показал особенности процесса цивилизации немецкой нации и создания немецкого государства, особо отметив при этом сложности самоидентификации и слабо выраженный «мы-образ» современных немцев 23. Таким образом «цивилизация» представляет собой теоретический конструкт, приложимый к различным цивилизационным процессам, что позволяет отвести от Элиаса обвинения в этноцентризме, якобы стремящемся, со всей присущей ему миссионерски-телеологической страстью, выдавать западноевропейский процесс цивилизации за исходный пункт некоего всемирного процесса цивилизации человечества, невзирая на особенности наций и народностей.

Такая трактовка демонстрирует особое качество теории цивилизации по сравнению с другими философско-историческими и общесоциологическими концепциями, позволяющее рассматривать ее не как догму, а как оригинальную методику исследования психогенных процессов в их связи с социальными процессами дифференциации и интеграции. При этом важно обращать внимание не только на сходство форм, но и пытаться объяснить их различия.