Толерантность и формирование демократической политической культуры в транзитивных обществах

[20]

В последнее десятилетие XX века остается повышенным научный интерес к фундаментальному положению теории политической культуры о конгруэнтности системы культурных ценностей и демократии, проявляемый аналитиками, специализирующимися в области компаративных исследований стран Западной Европы и США (характеризующихся высоким уровнем демократизации и стабильностью развития политической и ценностной систем). Ключевыми исследовательскими вопросами 90-х годов стали:

  1. система демократических ценностей и ориентаций на поддержку демократии;
  2. толерантность как ключевая нормативная демократическая ценность, критерий доверия и поддержки демократии.

Обращает на себя внимание одна характерная особенность. Более общая постановка проблемы и представление ее в ключе поддержки демократии стало характерно для исследования транзитных обществ. 1 Западные [21] демократии изучаются, главным образом, в ключе толерантности политических культур. 2

В 90-е годы сформировался значительный массив литературы, представленной эмпирическими исследованиями системы демократических ценностей и политической культуры постсоветской России. Весомая доля их представлена работами Гибсона и его коллег. 3
[22]

Обширный эмпирический базис по данной проблематике заложен исследованиями Ричарда Добсона, Стивена Гранта, Реймонда Дача, Ады Финифтер, Элен Миккиевич, Джефри Хона, Артура Миллера, Викки Хесли, Уильяма Зейзинтера, Кристин Махер. 4

Джеймс Гибсон проводит в 90-е годы эмпирическое исследование такой ключевой демократической ценности, как политическая толерантность (терпимость) в условиях демократизации в России. Исходным положением его проекта стал тезис о нетолерантности, как одной из ключевых черт российской политической культуры, являющейся ре- [23] зультатом отсутствия традиций и культурных норм культивирования толерантности, что связывается с неразвитостью либеральных традиций, а также сохранением влияния советских норм и традиций, с их культом нетерпимости к политическим противникам. Опираясь на известное положение Сеймора Мартина Липсета о политической культуре, как основном реквизите демократии, Гибсон, как и многие из аналитиков, исходил из того, что успешная демократизация не может быть гарантирована лишь институциональными трансформациями (изменением конституции, законодательства, институтов политической власти и т.п.), а предполагает, и более того, делает необходимым формирование совершенно определенной системы культурных ценностей. Ее Липсет называл политической культурой поддержки демократии, которая предполагает наличие таких демократических ценностей, как свобода слова, СМИ, собраний, религии, прав оппозиционных партий, прав человека и т.п. 5 Толерантность предстает одной из ключевых нормативных ценностей такой культуры. Ключевая позиция в системе демократических ценностей принадлежит толерантности в силу того, что без нее реализация основных демократических норм и ценностей невозможна. Толерантность политической культуры делает возможной свободу выбора: без нее становятся нереальными ни свободная борьба партий на выборах, ни свобода индивидуального избирателя поддерживать те общественно-политические движения, которые соответствуют его преференциям и его политическому выбору. Гибсон, как и большинство аналитиков, рассматривает толерантность как основной элемент системы демократических ценностей. Оптимальной чертой его подхода к исследованию этой демокра- [24] тической нормы является сконцентрированность на исследовании функций нетолерантности, ее влияния на политическое поведение индивида. Концептуальная модель нетолератности Гибсона имеет системный характер и включает следующие концептуальные компоненты:

1. Концепция «принципиальной нетолерантности», которая связывается с системой политических и идеологических ориентаций в отношении демократических институтов и процессов. Характеризуется большим уровнем сопротивляемости демократическим переменам и настороженным отношением к какой-либо аргументации относительно тех или иных демократических символов.

2. Концепция «плюралистической нетолерантности» и связанная с нею концепция «фокусированной нетолерантности». Плюралистическая нетолерантность означает нетерпимость, фокусируемую на многих социально-политических группах. Фокусированная нетолерантность — нетерпимость в отношении отдельной группы.

3. Концепция «мажоритарной нетолерантности», как составляющей большую угрозу демократическим ценностям, чем нетолерантность меньшинства. Индивидуальная нетолерантность в отношении той или иной группы, например, разделяемая большинством, рассматривается как «потенциально действенная нетолерантность», с точки зрения ее способности склонять индивида к совершению политических акций в отношении политического противника.

4. Концепция «лидерской нетолeрантности», предполагающая концентрацию внимания на взглядах и ценностях представителей элиты.

Нетолерантность у Гибсона выступает как антитеза поддержки демократии и толерантности, как ее неотъемлемой составной части. Исходя из концепции угрозы, как главной причины нетолерантности, Гибсон формулирует постулаты, определяющие негативное влияние нетолерантности на перспективы демократизации. Согласно Гибсону, процесс демократизации существенно осложняется фактором нетолерантной политической культуры с ее ос- [25] новными атрибутами:

  1. принципиальной нетерпимостью,
  2. когда нетолерантность фокусируется на конкретных группах,
  3. когда индивидуальная нетолерантность подкреплена убеждением, что она представляет взгляды большей части социума,
  4. когда нетолерантность политических лидеров имеет существенное влияние на взгляды и действия других представителей политической элиты.

Результаты исследования, проведенные в рамках разработанной Гибсоном концептуальной модели нетолерантности, показали относительно более высокий (в сравнении со странами Западной Европы) уровень нетерпимости российских граждан. Вместе с тем, по сравнению с респондентами стран Центральной и Восточной Европы, российские граждане продемонстрировали относительно большую толерантность. Атрибутивные характеристики российской нетолерантности сформулированы следующим образом:

  1. нетолерантность не укоренилась и не сложилась в особую антидемократическую систему ориентаций, соответствующие отношения дезинтегрированы, манипулятивны и имеют тенденцию формироваться скорее в демократическом, чем в противоположном ему направлении;
  2. нетолерантность носит дисперсивный (разбросанный) характер, что создает условия для манипулирования и сохранения широкого спектра потенциальных жертв нетолерантного отношения;
  3. нетолерантные установки опираются на убеждение в своей мажоритарности (идее о преобладании нетерпимых людей) и представлении о меньшинстве толерантных людей;
  4. политическая элита не склонна мирится и ладить со своими политическими оппонентами.

Вывод Гибсона состоит в констатации факта, указывающего на достаточно высокий уровень нетолерантности политической культуры в России. 6

Таким образом, современные зарубежные политические исследования проблем становления демократической политической культуры и соответствующей ей системы [26] ценностей в переходных обществах ориентированы, прежде всего, на изучении системы массовых и индивидуальных ориентаций на поддержку демократии. Толерантность рассматривается при этом в качестве основного критерия доверия и поддержки демократии. Политическая терпимость (толерантность) отнесена большинством современных зарубежных аналитиков к категории ключевых нормативных демократических ценностей, которая во многом определяет перспективы формирования политической культуры в условиях демократизации.

Примечания
  • [1] Waldrone–Moore P. Eastern Europe at the Crossroads of Democratic Transition: Evaluating Support for Democratic Institutions, Satisfaction with Democratic Government, and Consolidation of Democratic Regimes // Comparative Political Studies. 1999. Vol. 32. № 1. P. 32-62; Mc Donough P. Identities, Ideologies and Interests: Democratization and the Culture of Mass Politics in Spain and Easten Europe // Journal of Politics. 1995. Vol. 57. P. 649-676; Evans G., & Whitefield S. The Politics and Economics of Commitment: Support for Democracy in Transition Societics // British Journal of Political Science. 1995. Vol. 25. P. 485-514.
  • [2] Davis D. Exploring Black Political Intolerance // Political Behavior. 1995. Vol. 17. № 1. P. 1-21; Chanley V. Commitment to Political Tolerance: Situational and Activity — Based Differences // Political Behavior. 1994. Vol. 16. №. 3. P. 343-363; Chong D. Tolerance and Social Adjustment to New Norms and Practices // Political Behavior. 1994. Vol. 16. № 1. P. 21-53; Golebiowska E.A. Individnal Value Priorities, Education, and Political Tolerance // Political Behavior. 1995. Vol. 17. № 1. P. 23-48.
  • [3] Gibson J. The Resilience of Mass Support for Democratic Institutions and Processes in the Nascent Russian and Ukrainian Democracies. Vladimir Tismaneanu, ed. // Political Culture and Civil Society in Russia and the New States of Eurasia, 1993. P. 53-111; Gibson J. A Mile Wide But an Inch Deep: The Structure of Democratic Commitments in the Former USSR // American Journal of Political Science. 1996. Vol. 40. P. 396-420; Gibson J. Political and Economic Markets: Connecting Attitudes Toward Political Democracy and a Market Economy within the Mass Culture of Russia and Ukraine // Journal of Politics. 1996. Vol. 58. P. 954-984; Gibson J. The Struggle Between Order and Liberty in Contemporary Russian Political Culture // Australian Journal of Political Science. 1997. Vol. 32. P. 271-290; Gibson J. and Duck R. Political Intolerance in the USSR: The Distribution and Etiology of Mass Opinion // Comparative Political Studies. 1993. Vol. 26. P. 286-329; Gibson J., Duch R., and Tedin K. Democratic Values and the Transformation of the Soviet Union // Journal of Politics. 1992. Vol. 54. P. 329-371.
  • [4] Dobson R., and Grant S. Public Opinion and the Transformation of the Soviet Union // International Journal of Public Opinion Research. 1992. Vol. 4. P. 302-320; Duch R. Tolerating Economic Reform: Popular Support for Transition to a Free Market in the Former Soviet Union // American Political Science Review. 1993. Vol. 87. P. 590-608; Fnifter A. Attitudes Toward Individual Responsibility and Political Reform in the Former Soviet Union //American Political Science Review. 1996. Vol. 90. P. 13-52; Finifter A., and Mickiewicz E. Redefining the Political System of the USSR: Mass Support for Political Change // American Political Science Review. 1992. Vol. 86. P. 357-374; Hahn J. Contiguity and Change in Russian Political Culture // British Journal of Political Science. 1991. Vol. 21. P. 393-421; Miller A., Reisinger W., and Hesli V., eds. Public Opinion and Regime Change: The New Politics of Post-Soviet Societies. Boulder, CO: Westview Press, 1991; Understanding Political Change in the Post-Soviet Societies: A Further Commentary on Finifter and Mickiewicz // American Political Science Review. 1996. Vol. 90. P. 153-66; Miller A., Hesli V. and Reisinger W. Reassessing Mass Support for Political and Economic Change in the Former USSR. American Political Science Review. 1994. Vol. 88. P. 399-411; Comparing Citizen and Elite Belief Systems in Post-Soviet Russia and Ukraine // Public Opinion Quarterly. 1995. Vol. 59. P. 1-40; Reisinger W., Miller A., Hesli V., and Maher K. Political Values in Russia, Ukraine and Lithuania: Sources and Implications for Democracy // British Journal of Political Science. 1994. Vol. 45. P. 183-223.
  • [5] Gibsom S.L. Putting Up With Fellow Russians: An Analysis of Political Tolerance in the Fledgling Russian Democracy // Political Research Quarterly. 1998. Vol. 51. № 1. P. 37-68, 38, 40; Lipset S. The Social Requisites of Democracy Revised. Presidential Address, American Sociological Association Annual Meeting, Miami Beach, Florida, 1993. P. 7-8.
  • [6] Opt. cit. P. 42-43, 53, 55, 57-58, 59-60.

Похожие тексты: 

Добавить комментарий