Кризис классики и поиски «неклассической» метафизики

После расцвета различных позитивистских и сциентистских направлений, категорически отрицавших возможность существования метафизики, в последние десятилетия в условиях углубляющегося кризиса классических принципов западного мышления все отчетливее вырисовывается поворот к поискам новой «неклассической метафизики». Это связывается с усиливающимися в информационную эру интеграционными процессами и становлением качественно новой постмодернистской планетарной мета цивилизацией, объединяющей в себе западные и восточные принципы мышления.

Не случайно одной из ключевых проблем современной философии становится отношение метафизики к культуре и стремление осмыслить онтологические последствия радикальных сдвигов, происходящих в современной метацивилизации. Это объясняет, почему в постмодернистском философском сознании культурологические дисциплины все сильнее вытесняют эпистемологию, а компаративистская культурология становится осью, вокруг которой вращается возрождающаяся новая метафизика.

Несмотря на широкое хождение в современной науке, термин «метафизика» не имеет четкого определения. Это понятие крайне многозначно, расплывчато, а порой и противоречиво. Смысл, вкладываемый в него, оценка метафизического знания, его места, положение в системе философских наук на протяжении истории западноевропейской философии существенно менялись. Несмотря на многочисленные случаи компрометации понятия «метафизика», оно все же выдержало испытание временем и в культуре постмодерна вновь повсеместно возвращается в научный обиход.

Традиционная открытость и неоднозначность этого термина, различные его истолкования представляют серьезную трудность для ученых. В одних случаях термин «метафизика» используется в качестве синонима философии, в других — он понимается как сердцевина философии, направленная на осмысление важнейших проблем бытия. В-третьих — ставится знак равенства между метафизикой и онтологией. В-четвертых — оно истолковывается как ложный, догматический метод познания. Помимо различных других истолкований он также используется в качестве емкой метафоры.

Сложный и противоречивый путь, пройденный классической западной метафизикой, нашел свое логическое завершение в жестко рационализированной гегелевской системе, выражающей претензию на последнее слово в метафизике. С одной стороны, вскрывая слабости предшествующей метафизики, Гегель идет по пути противопоставления метафизики и диалектики как двух различных методов познания мира, а с другой — продолжая традиционное истолкование метафизики как «царицы наук», провозглашает свою жестко рационализированную систему «истинной метафизикой».

Рационализм и универсализм гегелевской метафизики вызвал мощную антиметафизическую реакцию. Этот путь отрицания старой и становление новой «неклассической метафизики» пролегал через отрицание приоритета разума к утверждению примата воли, а также к онтологизации и эстетизации философской проблематики. Важнейшими звеньями этого движения стали волюнтаризм А. Шопенгауэра, философия «экзистенциального кризиса» С. Кьеркегора, «философия жизни» Ф. Ницше, интуитивизм А. Бергсона и фундаментальная онтология М. Хайдеггера.

Шопенгауэр, несмотря на весь его критический пафос, направленный против метафизических построений корифеев немецкой классической метафизики, все же еще был духовно прочно связан со своими оппонентами. Предпринятая Кьеркегором и Ницше радикальная критика основных принципов классической метафизики носила гораздо более последовательный характер.

Оригинальность Кьеркегора состоит в стремлении опровергнуть классическую метафизику, по новому изнутри взглянуть на фундаментальные задачи философии, выдвинуть для нее новые цели. Начало подлинной философии он связывает не с удивлением, а отчаянием. Пока человек находится в состоянии удивления, он не размышляет о главном. Лишь глубокое разочарование толкает его к осмыслению глубинной сути вещей.

Декартовскому cogito ergo sum Кьеркегор противопоставляет свой тезис: «я здесь и потому размышляю, что существую здесь». Существование рассматривается им как главная философская категория, исходная точка всех философских размышлений. Решительно отвергая принципы классической западной метафизики, Кьеркегор поворачивает ее в новом направлении. Основные темы его философских размышлений — экзистенция личности, ее судьба и перспективы бытия. Следовательно, главной целью подлинной философии Кьеркегор провозглашает не познание внешнего мира, а углубление в перипетии глубоко личного существования.

Духовный соратник Кьеркегора Ницше никогда не претендовал на роль создателя новой цельной метафизической системы. Он подверг уничижительной критике послесократовскую и западноевропейскую метафизику за дуалистическое разделение мира на истинный и неистинный. Перенимая метафизическую и биолого-психологическую интерпретацию шопегауэровской воли, Ницше вместе с тем придает ей новый активный оттенок «воли к жизни». В своей «философии жизни» он пытается восстановить утраченную классической метафизикой «нерасчлененность мышления и бытия, теоретически обосновать творческое назначение человека. Главная цель его устремлений — не создание новой метафизики, достижение пользы, познание истины, а осмысление актуальных проблем человеческого бытия, раскрытие новых неведомых ранее возможностей, заложенных в самой личности.

Таким образом, Шопенгауэр наметил, а Кьеркегор и Ницше пошли по пути разрушения основных принципов классической метафизики. Начиная с Кьеркегора и Ницше намечается принципиальный поворот западного мышления к индивидуальной и исторической конкретизации проблем человеческого бытия в сторону нового истолкования понятий «жизнь» и «экзистенция». Эти мыслители в противовес Гегелю пытались доказать, что существование, будучи высшей и интимнейшей реальностью, не может быть выведено из разума. В условиях все углубляющегося кризиса классической метафизики проблема внутренней самости индивидуума приобретает все более острую форму; изживают себя и традиционные конструкции классической метафизики, которые в столкновении с новыми неклассическими проблемными ситуациями все более разрушаются.

В классической метафизике чрезмерное значение предавалось абстрактным проблемам, и вопрос поднимался лишь о внешних причинах человеческого бытия; таким образом, за абстракциями постоянно исчезал конкретный человек. Так, субъектом гегелевской метафизики выступает «человечество», поглощающее не только индивидуальный опыт, но и все возможные конкретные формы его проявления. Следовательно, если для немецкой классической метафизики в лице Гегеля субъект — это то, что является объективным носителем сознания, то для «кризисной» философии Кьеркегора и Ницше — это прежде всего личностный индивидуальный опыт.

В решении основной онтологической проблемы «кризисная» философия исходит из несубстанционального понимания бытия, тяготея тем самым к субъективизации онтологии. «Субъективная онтология» или онтология в узком смысле — это то, что мы можем назвать спонтанным «я», что предполагает непроизвольное и бессознательное функционирование в узких рамках конкретного индивидуального сознания. Все бытие индивида замкнуто в субъективной сфере, хотя нельзя сказать, что оно (бытие) субъективно. «Субъективная онтология», оформившаяся в качестве своеобразной мыслительной конструкции, позволяет Кьеркегор у и Ницше преодолеть грани, разделяющие философию, искусство и жизнь и объединить их в единый феномен.

Таким образом, Кьеркегор и Ницше, принимая за первичное сознание, открывают горизонты новой неклассической онтологически ориентированной метафизики, целью которой выступает не познание объективного мира, а самоуглубление в ландшафт собственной души. Тенденция к подобному обоснованию философии, определившая в значительной мере последующие метафизические конструкции, имела своей целью непреходящие ценности сугубо индивидуального бытия.

Немецкая классическая метафизика оказалось, таким образом, не способной осмыслить традиционными методами и категориями новые явления, стремительно развертывающиеся в недрах западной культуры, постичь вызванную ими трансформацию философского сознания. Симптоматично, что именно в лоне классической метафизики спонтанно рождается течение, которое, основываясь на принципах нетрадиционной онтологии, постепенно расшатывает мыслительный аппарат классической метафизики и пытается внести в философию новый уникальный опыт более динамичного сознания, отражающего реальную усложненность и конфликтность новой грядущей эпохи. Исходная личностная позиция Кьеркегора и Ницше вела к последовательному отрицанию вовлеченной в процесс исторического разложения классической чрезмерно рационализированной метафизики. По существу, установка сторонников классической метафизики на эпистемологию для них не выступает в качестве «безличного», а потому и «ложного» рационализма немецкой классической метафизики, которая была предпринята Кьеркегором и Ницше, означает не только отказ от нее, но и знаменует собой сознательный переход на позиции субъективной онтологии, ставшей исходным ядром многих последующих концепций неклассической метафизики.

С Кьеркегора и Ницше, таким образом, начинается тот период развития западной метафизики, который условно можно назвать «неклассическим» или «кризисным». Эти мыслители вслед за Шопенгауэром выдвигают на первый план дисгармонию мира, субъективным отражением которой выступает разорванное сознание, теряющее связь с традиционным просветительским рационализмом и мировоззренческим оптимизмом. Отличительная особенность данных мыслителей проявляется еще и в том, что они принципиально отказываются от создания метафизической системы, от системности вообще, усматривая истинную цель и назначение философии в ее открытости, предполагающей постоянный поиск индивидуальной истины. Хотя Ницше не пользовался кьеркегоровским понятием «экзистенция», тем не менее, он последовательно шел по пути конкретизации внутренней самости «жизни», предвосхищая тем самым диалектику экзистенциального мышления, отрицающего любую форму спекулятивного философствования.. В письме Г. Брандесу Ницше заявляет, что «не считает философию своей специальностью».

Примерно в том же духе высказывается Кьеркегор: «Я далек от того, чтобы считать себя философом, я не мастер… жонглировать философскими категориями и положениями, но истинное значение жизни должно ведь быть доступно пониманию и самого обыкновенного человека» 1.

Акцентируя свое внимание преимущественно на исследовании места «индивидуального сознания» в рамках универсума, Кьеркегор и Ницше оказали заметное влияние на неклассическую метафизику. Их концепции не только сохранили тенденцию к сближению философии и искусства, воспринятую от «йенских» романтиков, но и реализовали в своей творческой деятельности этот принцип, повлияв тем самым на последующие метафизические искания.

Осмысляя значение идей Кьеркегора и Ницше, общепризнанный патриарх современной западной философии, продолжатель великих традиций немецкой философии М. Хайдеггер во весь голос заговорил о «конце классического западного образа философствования». В произведениях Кьеркегор а и Ницше нащупал путь к разрушению старой метафизики и зачатки нового грядущего мышления.

Понятие «метафизика» у Хайдеггера многослойно. Оно чаще всего используется для обозначения определенного типа западноевропейского образа мышления и тесно связанной с ним философской традицией «неподлинного» типа мировосприятия и практической деятельности людей, а также для обозначения целой эпохи «скудного времени мировой ночи», утратившей связь с бытием. Постановка вопроса о «смысле бытия» у Хайдеггера неразрывно связана с критикой и преодолением метафизического способа мышления. Потому свое фундаментальное произведение «Бытие и время» он истолковывает как своеобразное введение в постижение сущности бытия. Центральной задачей этой книги провозглашается построение новой фундаментальной онтологии (т.е. «новой метафизики»), способной уяснить «смысл бытия». Таким образом, Хайдеггер вслед за Шопенгауэром, Кьеркегором и Ницше, с одной стороны, продолжает развернутую критику классической метафизики как типа западноевропейского образа мышления и призывает вернуться к истокам метафизики в ее доплатоновской форме. Вместе с тем он стремится возродить метод старой метафизики как один из необходимых способов постижения тайны бытия и перенесения акцента онтологической проблематики с вопроса «что есть бытие?» на вопрос «каков смысл бытия?».

Таким образом, установка на «преодоление» традиционной метафизики осмысливается Хайдеггером в непосредственной связи с поворотом западноевропейского мышления от «сущего» к «бытию», точнее, к «постижению глубинной сущности бытия». Хайдеггер, как и Кьеркегор, Ницше, рассматривает себя в качестве мыслителя, увидевшего мир по-новому и расчищающего путь для постижения «истины бытия». В основе прозрений Хайдеггера лежал отход от принципов системного рационалистического мышления и перевод основных понятий, намеченный в «Бытии и времени», в новое художественно-поэтическое русло. С предтечами «неклассической философии» его сближают сходное понимание целей и назначение философии, бессистемный мифопоэтический характер мышления, возвышение творчества, стремление воскресить забытую в эпоху метафизики функцию философии как «откровения истины». «Философия, — утверждает он, — лишь тогда является философией, когда она знает «каким» путем надо двигаться» 2.

Говоря об истоках неклассической метафизики» Хайдеггера, следует указать, что в ее основе лежало скрытое слияние многих идей предшествующей иррационалистической и даосско-дзэнской традиций мышления. Вслед за Шопенгауэром и Ницше, подвергнув уничтожающей критике традиционную метафизику как тип западноевропейского образа мышления, Хайдеггер в конце жизни пошел по пути осмысления восточных принципов миросозерцания. Его философия впитала в себя и с поразительной полнотой отразила характерную для нашего столетия тенденцию взаимопроникновения восточных и западных принципов мышления.

На закате жизни Хайдеггер приступает к разработке качественно новой «неклассической метафизики», ориентированной на даосские и дзэнские модели мировосприятия. В поздних произведениях он вообще избегает понятия «философия» и разрабатывает свою глубоко индивидуальную систему понятий, помогающих аутентично выразить свой уникальный опыт. Ему показалось, что дальнейшее развитие классической метафизики, основанной греками, далее невозможно. Отсюда его исключительный интерес к «неклассическим» формам мышления, развившимся в странах Востока.

В философии Хайдеггера мы находим качественно новый уровень усвоения дальневосточных философских традиций. Даже сам образ жизни философа во многом напоминает установки даосских и дзэнских адептов. Близость зрелой философии Хайдеггера к даосско-дзэнской традиции проявляется в основной направленности его мышления на поиски истинного «пути» к постижению сути бытия посредством преодоления дуализма западного мышления и приобщения к «дао» культуре. «В слове «путь» («дао»), — говорит Хайдеггер, — быть может, открыто то, что является самым потаенным» 3. В духе дальневосточной философии Хайдеггер тоскует по невыразимому, стремится понять явное через неявное, сущее — через несущее, бытие — через «ничто», рассматривая при этом «ничто» как начало творчества. Он тяготеет к единству с природой, медитации, интроспекции, поэтизации обыденных явлений.

В новейшей западной философии можно выявить два различных потока мысли: 1) эпистемологический и 2) метафизический, связанный с поисками новой онтологии, отражающей потребности современного философского сознания. Первый, тесно связанный с традициями эмпиризма и рационализма, пролегал через различные рационалистические, позитивистские направления, важнейшими из которых были логический позитивизм, прагматизм, аналитическая философия. Однако даже в периоды самых ярых атак, предпринятых сторонниками логического позитивизма и аналитической философии против метафизики, в философском сознании постоянно ощущалась потребность в метафизике как цельном едином учении об основных принципах бытия.

Эта потребность к поиску новой метафизики, с особой остротой проявившаяся в новейшей постмодернистской философии, неразрывно связана с углубляющимся кризисом традиционных ценностей, банкротством идеологии, истощением классических принципов западного мышления. Еще совсем недавно весь мир был в оковах европоцентристского мировоззрения. Еще Шпенглер метко заметил, что западному мыслителю недостает как раз того, чего не должно было недоставать, то есть осознания исторической относительности характера собственных выводов, которые и сами являются выражением одного единственного и только этого существования, что его «непреложные истины» и «вечные достижения» истины только для него и вечны в его аспекте мира и что долг его — искать за ними истины, с такою же уверенностью высказанные человеком другой культуры. Это требуется для полноты любой философии будущего 4.

Одним из наиболее ярких симптомов постмодернистской культуры конца второго тысячелетия является иссякание творческой силы западной цивилизации, утрата веры в правильность и непогрешимость ее идеалов и символов. Уже в условиях духовного вакуума, наступившего после деструктивной волны контркультуры, подвергшей сомнению традиционные ценности западной культуры, усиливается естественная потребность в поисках новых идеалов и принципов мышления. В 70-е годы М. Хайдеггер, К. Юнг, Г. Гессе, М. Фуко, Р. Барт, Ж. Деррида, Ж. Делез и другие виднейшие идеологи зарождающегося постмодернизма не только возбуждают интерес к восточной философии, но и направляют свой критический пафос против изживших себя форм чрезмерно рационализированной западной метафизики.

Таким образом, бунт против «репрессивности» классической западной метафизики в постмодернистской философии поднимается на качественно новый уровень. Развивая хайдеггеровские мотивы критики классической западной метафизики как «неподлинного» и «калькулятивного» мышления, Фуко говорит о жесткой обезличивающей «дисциплине» рационалистической западной метафизики и грядущей эре нового открытого мышления. Ему близок и Деррида, который классифицирует западную метафизическую традицию как однобокий обезличивающий «логоцентризм» 5.

Стремясь восстановить единство человека с окружающим миром, постмодернистское филосфско-эстетическое сознание обратилось к лингвистическому истолкованию онтологии и под влиянием восточных идей восстало против господствовавших на протяжении почти двух тысячелетий в западной метафизике платоновских оппозиций («мир» — «идея», «субъект» — «объект», «да» — «нет», «белое» и «черное», «прекрасное» и «безобразное») и противопоставило им новое недуалистическое восприятие мира, сформулировало иные «неклассические» эстетические критерии. Это связано с отказом от традиционного языка рационалистической философии, логических доказательств, любых замкнутых систем и ориентаций на восточный «поэтический стиль» мышления и ситуативные категории.

Таким образом, если старая метафизика стремилась создать несовместимые с релятивизмом западные философские рационалистические системы, выражающие претензии на универсализм и непогрешимость своих построений, то сторонники новой «неклассической метафизики» принципиально отказываются от универсальной абсолютной значимости и достоверности собственных выводов. Они признают релятивизм и историческую ограниченность любых форм метафизического мышления, равнозначность множества различных систем координат, определенных конкретным типом культуры и ее специфической системой категорий.